— Ты утрируешь, — возразил Тропинин. — Во-первых, можно дробить операции не так мелко, всё равно какой-то выигрыш будет. Во-вторых, даже производя по шхуне в месяц, мы получим большое количество однообразных деталей, а значит и операций.

Но главное — ты не прав, ограничивая производство. Мы же решили, что шхуны — это основа безопасности, это основа транспорта и это локомотив экономики. Так не нужно ограничиваться полумерами. Мы поставили на шхуны, а значит нужно ломиться вперёд, напролом.

— В нашей ситуации строить корабли, означает сжигать корабли, — заметил я. — Если угрохать на это все средства, то назад пути не будет.

— Нужно решиться. А со временем вот увидишь — потребность вырастет. Ты что-нибудь придумаешь, я уверен. Организуешь лизинг или чего-то в таком роде. Я тут прикинул, мы можем довести себестоимость до тысячи рублей за штуку, а выпуск по шхуне каждые пять дней. Для начала. Это сделает кораблик доступным широким слоям населения. Как «Фольксваген Жук», как «Форд» модели «Т», как горячие пирожки. Потом понемногу нарастим объёмы, заменим ручной труд механическим и океан наш.

Подобрав карандашный набросок, я пририсовал к городскому пейзажу несколько труб и кудряшки дыма. Я попытался представить себе замыслы товарища и не сумел. При всём богатстве воображения, при всей романтике и амбициях собственных планов, мне не удалось вписать в средневековый в общем-то ландшафт корпуса судостроительного завода. Грязные от сажи кварталы, толпы рабочих встающих по гудку до рассвета и бредущих в сумерках к станкам с узелками и судками в руках.

Какие трубы? Какой гудок? Какие станки? Восемнадцатый век на дворе!

Глава двадцать восьмая. Образование

Лёшка часто увлекался технической стороной дела и забывал про экономику и людей. Ему даже в голову не пришёл вопрос, кто же станет управлять всеми шхунами? Неважно, будем ли мы их строить по старинке или запустим чёртов конвейер. Неважно даже, чем их придумаем загружать.

Много маленьких кораблей — отличная идея. Но она требует соответствующее число самых настоящих капитанов, способных читать карту, проводить обсервацию, делать расчёты. А ближайшая навигацкая школа, где преподавали хотя бы некоторые из морских дисциплин, находилось в Охотске, и училось в ней три или четыре человека, которые заранее были расписаны по казённым судам. Промышленные же мореходы обычно делу обучались на практике. Кто-нибудь из старых капитанов брал в помощники смышленого матроса и понемногу доводил его до ума, передавая опыт, знания. Древний проверенный способ. Вот только долгий, выдающий штучный товар. Для грандиозного флота требовалось куда больше грамотных шкиперов, и требовались они в короткий срок. А массовое обучение людей, как и всякий иной конвейер, требовало новых методов.

— Нужно организовать мореходное училище, — решил я.

— Хорошая идея, — одобрил Тропинин.

Его легкомысленный тон вывел меня из себя.

— Между прочим, это тебе следовало об этом подумать, прежде чем предлагать свою программу шхуностроения, — наехал я на товарища. — Если бы у нас было некоторое количество больших кораблей, то капитанов хватило бы. А команду они натаскали бы постепенно.

— Ладно, ладно. — поднял руки Лёшка. — И кого ты думаешь поставить на училище?

— Думаю предложить должность Ясютину.

— Ясютину? — удивился Тропинин. — Почему не Окуневу или кому-то ещё из стариков?

Его удивление было отчасти понятно. Фёдор Ясютин, что называется, звёзд с неба не хватал, хотя и серьезных промахов за ним не числилось. Уступал он в умении водить корабли и Окуневу, и Бочкарёву, и даже более молодой Яшка, пожалуй, уже обогнал его в навыках. Но…

— Понимаешь, все они весьма эффективно используют интуицию, — пояснил я. — Верят во всякие сомнительные приметы, хотя и творят порой чудеса. Но в том-то и дело, что интуицию и умение творить чудеса передать ученику не так просто. Это скорее искусство, а не ремесло. И Ясютин в этом смысле совсем бесталанный. Он не умел свистом заманивать в паруса ветер и определять по нюансам птичьего крика близость берега, а по оттенкам неба скорую бурю. И он не отличит на вкус воду Охотского моря от воды залива Сан-Франциско. Всё так. Зато он умеет объяснять то, что написано в книгах. Небесную механику, например, или геометрию. Он даже знает, что такое логарифмы и умеет их использовать.

Строить мы решили на пока ещё не обвалованной и не укрепленной безымянной набережной, что шла от крепости к мысу у входа во внутренние гавани. И раз уж я всё время вспоминал парламент Британской Колумбии, который стоял примерно на этом месте, то и мореходное училище предложил выполнить в похожем стиле. С учетом, разумеется, наших возможностей.

Мы с Расстригой набросали проект просторного здания. Чтобы и классные комнаты имелись в достатке, и лекционный зал в виде амфитеатра, и библиотека, и кабинеты для экспериментов. А во флигеле — общежитие для курсантов, а в другом — обсерватория, а во дворе — гимнастическая площадка. Зарезервировали место и для будущей научно-исследовательской части, в том числе опытового бассейна. Его я порывался построить ещё когда мы выбирали образец для шхуны, но видимо время для него пока не пришло.

Фасад же представлял собой эклектику, где присутствовали элементы готики, ренессанса и барокко. Главный вход представлял собой портик с колоннами. По сторонам от него мы предусмотрели пару ниш для установки статуй Нептуна и Колумба, которые я собирался заказать в Нидерландах или Англии; добавили к ним множество пилястр, арок, балюстрад под окнами, барельефов и прочих красивостей.

Отдельные архитектурные элементы я набрасывал по памяти, и мы с Расстригой обсуждали, что больше подходит смутному замыслу, точно капризные дамы, перебирающие у модистки шляпки.