Шрифт:
13
Сократические блага
Но зачем это все? Вот какой вопрос мы рассмотрим в новой главе. Большинство людей, интересующихся философией, если не считать профессиональных ученых, обращаются к этому предмету потому, что сталкиваются с проблемами в своей жизни или мыслях. Они ищут идеи, способные им помочь. Ни Сократ, ни Платон (если их вообще можно отделить друг от друга) поначалу не кажутся многообещающими кандидатами в помощники в подобных делах. Действительно, многие философы вообще не претендуют на то, чтобы предлагать что-то обычному человеку, – но Сократ не из их числа. Его интересует то, как жить хорошо, а также забота о душе. Более того, он считает эти проблемы универсальными. Однако сократический метод не отвечает запросам большинства людей. Он не обещает поднять настроение. Он не сулит богатства и популярности, а скорее даже наоборот. И, похоже, за прошедшие столетия он даже не сформировал коллективного единодушия в этических вопросах. Хотя человеческому разуму требуется внутренний Сократ, у него уже есть вполне сложившийся анти-Сократ, который усердно убеждает в том, что философия – пустая трата времени и лучше заняться каким-то более полезным делом. Так чего ради нам вообще думать о Сократе и его методах? Есть ли на то подлинно сократическая причина?
Сократические блага. Ответ подскажет один из самых знаменитых платоновских отрывков – аллегория пещеры. Хотя эту часть «Государства» Платон, вероятно, написал уже во второй половине своего творческого пути, она тем не менее способна расширить наше понимание сократического метода.
Аллегория начинается с изображения людей, заточенных в пещере. Каждый из них на всю жизнь прикован к одному и тому же месту, и потому смотреть может только вперед. За спинами узников горит огонь, который бросает свет на сидящих в пещере и на каменную стену перед ними. Между этим импровизированным экраном и заключенными проходят люди, которые держат в руках фигурки людей и животных. Тени от этих статуэток падают на стену перед глазами сидящих; игра теней – единственное, что они наблюдают. Сократ просит Главкона представить, каково было бы одному из узников, если бы его вдруг освободили от оков и он вышел бы из пещеры через проход в дальнем конце. Сократ начинает:
Государство, 514d–517a
– Когда с кого-нибудь из них снимут оковы, заставят его вдруг встать, повернуть шею, пройтись, взглянуть вверх – в сторону света, ему будет мучительно выполнять все это, он не в силах будет смотреть при ярком сиянии на те вещи, тень от которых он видел раньше. И как ты думаешь, что он скажет, когда ему начнут говорить, что раньше он видел пустяки, а теперь, приблизившись к бытию и обратившись к более подлинному, он мог бы обрести правильный взгляд? Да еще если станут указывать на ту или иную мелькающую перед ним вещь и задавать вопрос, что это такое, и вдобавок заставят его отвечать! Не считаешь ли ты, что это крайне его затруднит и он подумает, будто гораздо больше правды в том, что он видел раньше, чем в том, что ему показывают теперь?
– Конечно, он так подумает.
‹…›
– Тут нужна привычка, раз ему предстоит увидеть все то, что там, наверху. Начинать надо с самого легкого: сперва смотреть на тени, затем – на отражения в воде людей и различных предметов, а уж потом – на самые вещи; при этом то, что на небе, и самое небо ему легче было бы видеть не днем, а ночью, то есть смотреть на звездный свет и Луну, а не на Солнце и его свет.
– Несомненно.
‹…›
– Обдумай еще и вот что: если бы такой человек опять спустился туда и сел бы на то же самое место, разве не были бы его глаза охвачены мраком при таком внезапном уходе от света Солнца?
– Конечно.
– А если бы ему снова пришлось состязаться с этими вечными узниками, разбирая значение тех теней? Пока его зрение не притупится и глаза не привыкнут – а на это потребовалось бы немалое время, – разве не казался бы он смешон? О нем стали бы говорить, что из своего восхождения он вернулся с испорченным зрением, а значит, не стоит даже и пытаться идти ввысь. А кто принялся бы освобождать узников, чтобы повести их ввысь, того разве они не убили бы, попадись он им в руки?
– Непременно убили бы.
Эту аллегорию интерпретируют по-разному; чаще всего в ней видят иллюстрацию платоновской теории идей [178] . Я привожу ее здесь с гораздо более скромным намерением: мне хотелось бы подчеркнуть ценность философского прогресса – вопреки только что отмеченному неуважению к нему. Выход из пещеры не удовлетворяет никакой осязаемой потребности, мучающей узников. Они не становятся веселее или благополучнее в житейском смысле. Однако мало кто из тех, кто размышляет об этой аллегории, предпочел бы оказаться на их месте и остаться в пещере, имея возможность покинуть ее. Назовем выход из пещеры сократическим благом – это нечто такое, что не имеет особой ценности в глазах тех, кто его лишен (или ему вообще приписывается отрицательная ценность), но, будучи обретенным, оно становится дорогим и ценимым.
178
См., например: Goldstein, Plato at the Googleplex, р. 382–385.
Ignoti nulla cupido. Отсутствие стремления к сократическому благу приводит к порочному кругу: как раз из-за того, что у вас его нет, вы не понимаете, зачем оно вам требуется. Вы просто не представляете, что теряете. В одном из фрагментов Сократ высказывает эту мысль предельно четко:
Пир, 204а
Ведь тем-то и скверно невежество, что человек и не прекрасный, и не совершенный, и не умный вполне доволен собой. А кто не считает, что в чем-то нуждается, тот и не желает того, в чем, по его мнению, не испытывает нужды.
Нелегко бывает убедить других, а порой и себя, в том, что подобные блага существуют и стоят вложенных усилий. В ситуации с сократическими благами элементарно отсутствуют причины, которые обычно заставляют нас желать чего бы то ни было. Изучавшие Сократа не раз возвращались к этому вопросу. Монтень, например, пишет:
Точно так же обстоит с познанием себя. Каждый думает, что в этом отношении у него все в порядке, каждый думает, что отлично сам себя понимает, но это-то и означает, что решительно никто о самом себе ничего не знает, как показал Сократ Евтидему у Ксенофонта [179] .
179
Hazlitt, ed., Essays of Montaigne, book 3, p. 390. (Рус. пер.: Монтень М. Опыты. – М.: АСТ, 2020. Книга 3. Глава XIII. С. 715. – Прим. ред.) Интересно, однако, что Монтень ссылается не на Платона, а на «Воспоминания о Сократе» Ксенофонта (4.2.24).
Ему вторит Кьеркегор:
Но кто думает о том, что этот мир, смущенный всей этой наукой, нуждается в Сократе! Естественно, если бы кто-то один, и в особенности если бы многие думали об этом, – он был бы нужен меньше. То, чего более всего не хватает в заблуждениях, – это всегда то, о чем менее всего подозревают, – это, впрочем, очевидно, ибо думать об этом – уже значило бы это обнаружить [180] .
О том же, по сути, рассуждает и Милль:
180
Kierkegaard, Sickness Unto Death, p. 149. (Рус. пер.: Кьеркегор С. Болезнь к смерти. – М.: Академический проект, 2014. С. 109. – Прим. ред.)
Польза, приносимая [логикой], состоит в том, что вы освобождаетесь от недостатка, о котором ни один человек, обладающий им, даже не догадывается. ‹…› Поэтому тех, кто не знает логики, невозможно заставить постичь ее пользу. Либо они и без нее рассуждают правильно – и если так, то она им вовсе не нужна; либо из-за незнакомства с нею рассуждают неправильно, но никогда не узнают об этом недостатке, пока не избавятся от него [181] .
Овидий по-своему выразил эту идею: по его словам, ignoti nulla cupido (неизвестного не желают) [182] . Какое бы выражение ни обретала эта идея, она говорит о наличии огромного препятствия, блокирующего путь к мудрости. Трудно мотивировать себя отправиться на поиски чего-то такого, о чем вы никогда и представления не имели и, соответственно, чего даже желать не могли.
181
Mill, Whately's Elements of Logic, p. 5.
182
Овидий. Искусство любви, 3.397.