Я попила воды с хлебом и заснула, даже не сняв сапоги. Юты не было в хижине, когда я пришла туда. Проснулась только на закате – услышала, что закрылась дверь, что весь день была на распашку.

– Сири, похоже, у нас все получилось, - она села со мной рядом, а я еще лежала, проснувшись с тяжелой, словно похмельной, головой.

– Что изменилось?

– Я попросилась к реке, чтобы искупаться, и двое девушек ходили со мной. Когда мы вернулись, ты уже спала, а вокруг царил хаос – все только и говорили о том, что ты кричала на Мануру, что ты знаешь, как избавить их от этой беды. Девушки, что были со мной, начали у них выспрашивать, и похоже, тоже поверили, потому что потом они начали выспрашивать меня. Манура тоже спала днем, оказывается, она вернулась прямо перед вами. Женщины отвели меня на то место, где вечером все собираются у костров, и заставили рассказать, что я знаю, - она встала, и начала воодушевленно рассказывать мне о том, что я говорила ей о траве.

– Они задумались? – я встала, потому что тоже мечтала сходить к реке и помыться.

– Не только, Сири, те, что слушали, стали приносить из дома мешки с чаем, разожгли костер и высыпали его туда, прямо в огонь.

– Это хорошо. Главное, чтобы мы оказались правы. Кто знает, сколько это вещество остается в организме. Я мало знаю травы, но эта действует быстро, но влияет ли на изменения в организме – не знаю. Может он не накапливается, и сразу все будет хорошо, а может и вообще, уже так изменил все процессы, что женщины не смогут выносить ребенка.

– Но они же начинают носить ребенка, Сири, а значит, некоторые, что посильнее, или пьют меньше этой гадости, спокойно выносят. Нужно думать, как уйти отсюда – меня не пускают к отцу, и мне это не нравится. Я вижу его иногда, когда его выводят к лесу, скорее всего, просто в туалет.

– Да, не хотелось бы, чтобы в деревне к весне появились твои братья и сестры, - я неудачно пошутила, и Юта сделала большие глаза. Неужели, она не думала об этом?

– Сири, ты что, думаешь, они его используют?

– Хорошее слово «используют». Боюсь, как бы они его вообще не оставили здесь.

– Неееет, прошу тебя, Сири, мы же его не бросим здесь, не бросим? – она схватила меня за рукав и дернула к себе.

– Юта, если потребуется, оставим, потому что, это не самое страшное, что может с ним случится. Если они отпустят нас, даже не думай отказываться, потому что твой отец не простит мне, если я тебя отсюда не уведу. А потом мы вернемся за ним. И они ничего не смогут сделать против огромного количества мужчин.

Нас сводили к реке, где мы помылись, постирали вещи. Переодевшись мы вышли к кострам, где сразу воцарилось молчание. Манура тоже сидела там, и молча ела. Глаза были опухшими, волосы спутанными и грязными. Она подняла голову и сразу опустила к миске, выглядело это так, словно она не желает удостаивать меня своим вниманием.

– Нам нужно уходить, и мы готовы помочь вам, если вы поможете нам. Нам нужно к большой воде, а когда мы встретим своих людей, мы готовы дать вам новые семена земляного овоща, у нас он называется ол. Вы покупали его у васаров, что воровали его у нас. Когда мы закрыли свои дороги и сделали их охраняемыми, те племена, что угрожали нам, ушли, и они стали убивать ваших. Мы сильнее чем вы сейчас, мы даже сильнее ваших соседей – харкамов, о которых вы, судя по всему, тоже не знаете. Они живут между нашими и вашими землями. Они тоже чуть не погибли, оставшись без еды этой зимой. Все вы жили благодаря тому, что мы были слабыми, - я подошла к Мануре, и встала прямо перед ней. Она продолжала сидеть, глядя в миску. – Сейчас наши люди сильны, и их очень много, но все небольшие народы начали умирать. Я предлагаю объединить наши силы и убрать васаров. Не выгнать, а выбить их как народ.

– Как мы можем тебе верить? – наконец их предводительница встала и посмотрела мне в глаза.

– Можете мне не верить, но у вас просто нет других шансов. Даже если вы оставите нас у себя, мой муж сам, пусть долго, но будет искать. И мои следы, которые я оставляла на дороге – знаки, которые знаем только мы, укажут ему дорогу. Это больше трехсот вооруженных мужчин. Знаете, что такое «трехсот»? – я оглянулась, и все женщины сейчас крутила головами. – Я подняла обе ладони, показывая пальцы. – Знаете, что это десять?

Все мотали головой, и не понимали, тогда я взяла палку, разровняла землю на полу, и нарисовала десять столбиков по десять палочек.

– Столько, столько, и еще раз столько, - подняв на них глаза я увидела страх. – А в нашем стане еще больше. И если вы хотите почувствовать их гнев, то мы можем еще погостить у вас, попить вашей отравы, которую вы с удовольствием пьете, убивая своих детей. Отпустите нас к большой воде, и я обещаю, что мы с радостью поделимся ч вами чем можем. Сейчас в нашем стане только женщины и дети – наши мужчины отвоевывают наши земли у тех, кто решил их отнять. Они сами сейчас ответственны за урожай. Им приходится тяжело работать. Если мы не успеем, то и урожай собрать будет некому. Наши дети просто умрут от голода, а наши земли заберут предатели, - я села и не спрашивая наложила из котелка кашу в миску, но отстранилась, от предложенной мне одной из женщин вареной моркови – кто его знает, что с ней не так.

В стане была тишина, только блеяли козы и стрекотали в темноте кузнечики, давая понять, что завтра снова будет жара.

Рано утром я проснулась от гомона на улице. Я выглянула из дома – на улице стояла толпа. Женщины спорили и ругались с Манурой и ее помощницами. Тиара и девушки, которые охраняли Юту, судя по всему, тоже были против Мануры.

– Давайте отпустим их, и я готова показать дорогу до большой воды, дождаться их людей, проверить не врут ли они, и вернуться, все рассказать вам. Мы не должны просто так сидеть и ждать, Манура. Там триста мужчин, для которых нет женщин у них, и они могут остаться у нас, - Тиара уже начинала ходить с козырей, и толпа ее поддерживала. Но Манура твердила свое «нет».