— Что делать будем? — тихо спросил задумчивого Лукина.

— Гранатами по орудиям и станковым, — сказал капитан. — И газу. Больше ничего не остается.

— Ничего, товарищ капитан, прорвемся!

— Прорвемся! — пискнул мальчишка. Он крепко держал кинжал Абадиева.

— Джигит! — улыбнулся Умар. — Дэйствуй, командыр!

— Тогда приготовились!

— Эрих! — послышался крик. — Дружище! Неужели ты не хочешь повидаться со старым товарищем?!

К ганомагу подходили трое. Унтер-офицер, лейтенант и гауптман. Последний имел радостный вид. Никак настоящего обер-лейтенанта знает?

— Гранаты, — тихо сказал Лукин. И знаками показал бойцам кому куда кидать колотушки.

— Эрих! Ты ли это?!

Шумберг-Чичерин тянул до последнего. И когда троица подошла вплотную, развернулся, поднимая пистолет.

— Вы не Шумберг! — воскликнул гауптман и, увидев направленное оружие, округлил глаза. — Алярм!

— Гони! — рявкнул лейтенант и сделал три быстрых выстрела.

Офицеры повалились, во все стороны полетели колотушки, двигатель взревел и ганомаг рванул вперед. Гранаты рванули почти одновременно. Станковый пулемет справа подкинуло взрывом. Слева достало пулеметчиков, и не только. У орудий разметало расчеты. А у правой сдетонировали снаряды в ящиках. Взрывом корпус так подтолкнуло, что Голубев от неожиданности крутнул руль вправо. Ганомаг правым колесом сбил мешки с позиции выдвинутого вперед пулеметного расчета. Пулеметчик с вторым номером вместо того, чтобы прыснуть в стороны, побежали впереди. Бронетранспортер на мешках подбросило, но Голубев, подрулив, выровнял и дал газу, мгновенно догнав обоих немцев. Один в последний момент метнулся влево, лицо второго с диким ужасом мелькнуло перед взором и пропало под бронированным капотом. Сдавленный крик заглушил треск очередей. Из установленного на корме MG, лупил Тамарин. Со снятого с креплений курсового стрелял Степаненко. И все, кто мог держать оружие, стреляли по немецким позициям через борт.

И тут прилетело. От своих прилетело. Три цока с искрами по капоту, пробой брони с краю смотрового, пробой в самом верху козырька, дернулась левая лобовая заслонка и искореженная от попадания перекрыла часть проема. Теперь Голубев видел лишь узкую полоску. Да плевать. Газ до пола. Мотор ревет. Только бы его не повредили. Бронетранспортер уже в самой узости, осталось каких-то двести метров до возвышенности, а там в лощине укроемся. По ганомагу уже стреляли со всех сторон. Грохот от попаданий, автоматных и пулеметных очередей заглушал рев мотора.

Обожгло предплечье, гимнастерка тут же намокла. Голубев скрипя зубами от боли потянул руль левее. И тут впереди вспух разрыв. Руль обратно. Взрыв чуть ближе. Сбоку, позади. Что-то воткнулось в землю левее, без взрыва.

— Пушки! — орет кто-то. — Виляй, Толя!

Руль тугой, бронетранспортер сразу не развернешь. Но есть способ — рукой за рычаг пневмотормоза и ганомаг шустро крутнулся вправо. Газу, левый пневмотормоз — быстрый разворот влево.

Шпамбс! Бах! Бжиу-у! Корпус вздрогнул. Рикошет? Шпамбс! Бжиу-у! Бах!

Свиста мин не слышно в грохоте, только кусты разрывов вокруг встают часто.

Кто-то вскрикнул и навалился позади. Сдвинуть плечом, чтобы рычагом свободно работать. Направо, тут же налево. Оглянуться. За спиной Красин кровью захлебывается. Чичерин валится в проход. Тамарин пытается перезарядить MG, Макаров короткими из «Суоми» лепит, Лукин плечо зажал, Степаненко матерясь и плюясь кровью из рта пытается выставить тяжелый пулемет на борт. Абадиев сдвинул девушку с мальчонкой вниз-вперед и собой закрыл. На лице злость и боль. Орет что-то на своем. Вздрагивает, бледнеет. Броня за его спиной просвечивает множеством рваных отверстий. Кричит испуганный Миша и Кузнецова на одной ноте. Все орут. И Голубев орет. Руль вправо, рычаг. Два разрыва впереди. Промазали! Хрен с минами, попробуй — попади. Вот если противотанкисты попадут — хана. У них, похоже, осколочных под рукой нет, только бронебойные.

Шпамбс! Шпамбс! Бах! Бжиу-у! Шпамбс! От плотности огня броня в решето. Как живы еще?!..

Руль влево, рычаг, газу, руль вправо…

Бах! Что-то ударило под переднее правое колесо. Руль вдруг рванулся против стрелки, больно ударив по пальцам. Ганомаг почему-то повело влево. Голубев попытался провернуть руль — бесполезно, заклинило, снаряд разрушил привод. Чтобы не подставлять борт полностью, Голубев потянул левый рычаг пневмотормоза, и зажал газ до упора. Бронетранспортер начал поворачивать, трясясь как на мелких кочках. Осталось всего чуть, каких-то пару десятков метров, а там низина…

Шпамбс! Корпус дернулся. На закрывшего мальчишку и девушку Абадиева рухнул Тамарин, сбив Степаненко с пулеметом. Тот отлетев, выронил пулемет за борт. Что-то чиркнуло по макушке, аж в глазах потемнело и приложило по затылку. Голубев сунулся вперед, выпуская рычаги, ганомаг сразу повело влево, подставляя борт немцам. Он откинулся обратно, хватая левый рычаг и взвыл — что-то очень горячее обожгло шею. Подался вперед, чуть вытянув голову, чтоб хоть как-то контролировать направление, но тут в глаза попала кровь. Мазанул правой рукой, стирая, глянул назад — поперек раскаленный ствол кормового MG. Рядом из-под тел пытается выбраться Чичерин. Еще кто-то из бойцов ведет огонь, но кто не понять кровь снова заставила зажмуриться. Матерясь в голосину, Голубев вел бронетранспортер уже наугад. Ганомаг по-прежнему, мотаясь из стороны в сторону и трясясь при этом, упорно полз вперед. Двигатель хрипел и сбоил, но как-то тянул.

Бамс! Рычаг правого пневмотормоза ослаб и бронетранспортер вновь повело влево. Что-то зазвенело по правому борту, и Голубев понял — правой гусенице хана. Ганомаг крутнулся на полный оборот, движок заглох и бронетранспортер замер.

Где-то за спиной грохотал бой. Но по ганомагу почему-то никто не стрелял. Анатолий ощупал наконец голову — на самой макушке была рана. Содрало кожу, или рассекло. Кровь ее сочится, но глаза протереть не смог. На ощупь попытался выбраться, уперся в горячий ствол MG. Кто-то стонал. Шевелился. Кузнецову и мальчишку не слышно. Неужели?..