– Ну значит ещё увидимся.

После пива Рома подвинулся ко мне поближе. Я увидела, как он закрыл рот и нос руками.

– Что ты делаешь?

– Проверяю дыхание. Съел бутерброд с карамелезированным луком. Но он почти не пахнет.

– Ясно.

Он пододвинулся ещё ближе. Теперь мне точно стало ясно. Внутри стало щекотно от того, что чем ближе он ко мне подвигался, тем одновременно мне нужно было больше о себе скрывать и тем сильнее колотилось сердце об рёбра.

– Есть щепетильный вопрос. Я могу тебя поцеловать?

Я рассмеялась, скидывая напряжение. Он засмеялся в ответ. Я отрицательно помотала головой.

– Дело в луке?

– Это долгая история.

Музыканты заиграли «Я не сдамся без боя».

Ромка встал, брякнув скейтом.

– Люблю долгие истории. И голосовые. Можешь себя не ограничивать. Ромка Ромбик латиницей.

Он резко оттолкнулся и исчез в толпе.

Я сразу нашла его в телеге и послала стикер с блюющим котиком. Он сразу ответил – прислал стикер в виде танцующего порноактёра. Это было смешно. Это был мой тип юмора.

Я:

– Куда тебе скинуть за занятие?

Ромка Ромбик:

– Забей. Так что за история?

Я:

– Не всё сразу.

Ромка Ромбик выслал мне в ответ кружок с видео на фоне доходного дома на Тургеневской:

– В следующий раз покажу тебе шикарную саламандру.

Я:

– В следующий раз?

Сердце стучало в горле. Я видела, что Ромка Ромбик онлайн и продолжает что-то набирать.

Ромка Ромбик:

– В следующий раз я точно не буду есть бутерброд с луком.

Я закрыла телеграм и зашла в метро без билета, присоседившись к полному мужчине. Меня окликнули дежурные, но я не оборачиваясь, на адреналине быстро спускаясь по эскалатору метро и подставляя лицо тёплому и сухому ветру метрополитена.

Наконец я почувствовала, что пришла весна.

8

Работать в квартирах с антикварной мебелью был самый большой геморрой. Нужно много полироли – а у меня на неё аллергия. По задней стенке гортани стекают непонятно откуда взявшиеся сопли – и вот во рту не Монтеверди, а каша. Да, когда я работаю – я пою.

– Ебать-благодать!

Пылесос затих – и я обернулась.

– Ну наконец! Удостоилась чести.

Это моя Катька выдернула провод и, широко раскрыв рот, смотрела на меня, будто я только что прогарцевала перед ней на единороге. Катька была конкретно старше, ей было двадцать шесть. Два года назад её выперли с последнего курса медучилища, и жили мы с ней вместе. Считалось, что так уменьшается риск срыва.

– И чего ты молчала?

Я никогда не пела рядом с ней. Не хотела, чтобы у кого-то возникли подозрения, что я не переборола свою главную зависимость.

– Да это уже всё в прошлом.

Катька провела пальцем по плафону с грифонами.

– Ну для удовольствия-то можно. Ты же не собираешься серьёзно возвращаться в это змеиное гнездо?

Я неопределённо улыбнулась и продолжила натирать подоконник.

– Валим. Ты уже до блеска всё отдраила.

Я развязала тесёмки и кинула в Катьку рабочим сарафаном.

Нас обязывали одевать форму. Считалось, что она должна была приучать к режиму и порядку. На фартуках красовались вензели «МЖ». Катька ржала что это «мучайся и живи», но в реальности это означало «мирная жизнь», к которой нас так пытались приручить. Искусство маленьких шагов и прочее блаблабла. Никаких наркотиков, никакого рок-н-ролла, никакого адреналина. Расписание, ответственность, осознанность и ежемесячные «свечки». Так назывались контрольные встречи с Батей, где он раздавал зарплату и первоклассных люлей.

9

Катька пропустила меня в метро своей картой:

– Что-то рано проездной у тебя закончился.

Тележка с швабрами застревала в чавкающих лужах после дождя, но заехать домой мы не успевали, а опаздывать было смерти подобно.

Поэтому мы волокли свои баулы через размытые просеки Сокольников. На дорогу вылезли жирные червяки. Катя их обходила, я же шла напролом.

– Ты чего, им же больно.

Я обернулась. Один червяк, разрезанный моей тележкой надвое теперь полз в разные стороны.