Ваня вопросительно взглянул на меня. Я кивнула. Он подошел к Марку, который поставил перед ним короб с игрушечными инструментами.

– А у меня есть мастерская, – сказал Ваня. – Там много инструментов. А такого набора у меня нет. Спасибо!

– Ты покажешь мне свою мастерскую? – неожиданно спросил Марк.

– Да, конечно, – кивнул Ваня. – Идем!

– Ване пора укладываться спать, – сказала я, впившись взглядом в лицо Марка, и добавила чуть мягче: – Наверное, в другой раз…

– Слово мамы закон, – многозначительно подмигнул Марк моему сыну.

– Может, чаю или кофе? – предложил Саша.

– От чая не откажусь, – согласно кивнул Марк.

Он прошел в гостиную, а я проводила Ваню в детскую, чувствуя предательскую слабость в ногах…

Его лицо врезалось в мою память, как фантом, явившийся во сне. Все было будто не со мной, и в то же время никогда еще я не ощущала себя более живой.

Смерть подошла ко мне и пожала мне руку. Она приветствовала меня, и я ответила ей приветствием. Я отдала ей его, как дань, а она обещала мне покой. Я уже чувствовала его, этот обещанный смертью покой, он просачивался в меня вместе с туманом, стелившимся над озером, будто сама природа одобряла содеянное мной, укрывая тайну вязкой жижей сумерек.

Я не чувствовала ничего, кроме мелкой дрожи, которая сковала мои руки. Все было кончено. Марк был мертв, а я стала убийцей. До того дня я не знала, что способна на убийство. Вероятно, каждый способен на него. Нужен только случай… Только случай…

Я видела это много раз в фильмах, я читала об этом в книгах: убийство. Везде убийство представлялось как действие, не требовавшее особых навыков и подготовки. Убийство было средством избавления. Убийство будто предлагалось всем окружающим миром: фильмами, книгами, телепрограммами, компьютерными играми, песнями, самой природой, в которой смерть была всегда оправдана. Вероятно, убийство в моем подсознании сделалось почти осмысленным явлением, а убийца больше не представлялся отверженцем. Убийцами были обычные люди, женщины и мужчины, хорошо одетые, семьянины, матери, даже дети. Где-то убийца был героем, вершившим правосудие.

И вот я увидела постановочную сцену убийства на телеэкране, и из глубин моего подсознания всплыла мысль об убийстве – в нем я вдруг обнаружила возможность своего избавления. Мысль была хрупкой, она едва трепетала во мне, но она была вполне определенной. Но думать, замышлять что-то не всегда означает действовать, воплощать задуманное. Материальность мыслей – такой факт, который не имеет статистического подтверждения…

Я с трудом завела автомобиль. Дрожащими руками выкручивая руль, я доехала до асфальтированной дороги, остановила автомобиль на обочине, вышла, достала из багажника небольшие садовые грабли, вернулась к озеру и уничтожила следы протекторов на грунтовой дороге.

Домой я приехала к полуночи. Меня долго трясло, и лишь когда дрожь немного утихла, я пришла к мужу. Он еще не спал. Работал телевизор. Был обычный вечер.

Я сказалась нездоровой и ушла в ванную. Горячий душ полностью избавил меня от дрожи. Все было кончено. Я вернулась в семью. А он больше никогда не вернется в мою жизнь…

Спланировать идеальное убийство не так легко, совершить его – еще сложнее. Мысль об убийстве крепла в моей голове – она зацепилась за мое сознание, за мгновения моей жизни, она постепенно наполняла часы и дни, так что думать о чем-то другом становилось почти невозможно.

Убить… Убить…

Ведь это легко. Убрать со своего пути преграду, препятствие, которое мешает счастью… Покою…

Но это страшно, жутко, чудовищно! Убить, лишить жизни. Я не могла так поступить с Марком – ведь я любила его, все мое существо стремилось к нему, желало его…

Он мешал мне, он не давал мне мирно жить. Он был угрозой. Потерять все из-за страсти, бездумности… Но убить? Почему мысль об убийстве вообще пришла мне на ум?

Рассказать обо всем Саше? Он не простит меня. Будет развод, который я не могла допустить. Поговорить с Марком еще раз, убедить его развязать этот узел между нами? Но я была убеждена – он не отступит, он не отпустит меня. Он затеял жестокую игру – он стал преследовать меня, он стал угрозой.

Убежденность в этом возникла тогда, когда Марк снова пришел в мой дом. Это случилось поздно вечером. Я подошла к окну спальни, чтобы зашторить его, и внизу, на улице, под фонарем у соседнего дома, я увидела его. Он стоял на дороге, погрузив руки в карманы брюк, и смотрел на меня.

Увидев его, я оцепенела, мое сердце замерло в груди, а руки стали ледяными. Холод, проникший в мое сердце, мгновенно заполнил каждую клетку тела. Стало сложно дышать – усилием воли я втянула в себя воздух. Закружилась голова, потемнело в глазах. Я поняла, что могу лишиться сознания.

Я заставила себя поднять руку и зашторить окно. Мужская фигура исчезла.

Утром на ветровом стекле автомобиля мужа я увидела конверт, в котором лежала записка:

Твоя жена тебе изменяет.

Я благодарила небеса за то, что первой увидела конверт и успела его убрать. Мысль об убийстве перестала быть игрой воображения – теперь она вдруг стала единственно возможной действительностью.