Шрифт:
— Договорились, — кивнул Йи, сморщился от боли в обгорелой шее.
И снова улыбнулся, как сумел, обожжёнными губами.
И он, и Нуорэдэ уже знали: даже когда Йи Дэй вырастет на двадцать и два раза по «столечко», предлагать себя в мужья Огненной он не станет.
Глава 12. Что осталось позади
За время пути в изрядно разросшейся компании Учитель успел позабыть о том, как мучили в первые дни сны о сгорающем заживо человеке, которого дым и огонь не давали разглядеть. Он был уверен, что вести с той стороны ночи слали о трагедии Отшельника, просто выбрали не те краски, чтобы нарисовать беду. Когда же сначала услышал, а после и увидел своими глазами едва не сгоревшего заживо Йи Дэя, испытал сложное чувство.
Как говорят, одна радость может разогнать сотню горестей, так и в сердце Учителя разом стихли сто и два волнения, когда при виде него маленький мальчик, от заживающих ожогов похожий на вставшую на задние лапы ящерицу, радостно захлопал в ладоши. Только заноза, царапающая изнутри ржавой заусеницей, потихоньку разрослась до размеров большого гвоздя: Небесная Императрица наложила Печать на уста Учителя, и он прикладывал все силы к тому, чтобы даже самому себе не напоминать лишний раз о том, кем является Йи.
Выжил — и это радость. И никаких сомнений.
Нуорэдэ и Алая Лента рассказали Учителю то, что говорил Лю Чу, кухарки и ученики подтвердили, что слышали те же слова, сам Лю с готовностью повторил — а Йи рассказал свой сон про дракона, предлагающего умереть.
— Учитель! Смотри! Я уже совсем здоров! Пусть меня выпустят отсюда! — малыш попрыгал на лежанке, раскинув руки.
Ему вчера разрешили надевать рубашку, пока коротенькую и то только потому, что он впервые на памяти Нуорэдэ — раскапризничался. Цуею сказал: «Видать, и правда, выздоравливает».
— Тебе не больно от рубахи? — спросил Учитель.
— Нет! — наморщив нос, соврал Йи.
По светлой ткани расплывались пятна крови — там, где от резких движений лопнула кожа или сорвало неподжившие корки.
— А если честно? — прищурился Учитель.
Йи заметил кровь на рукаве, кровь на подоле, вздохнул и сознался:
— Если честно, то немножко больно. Ну вот совсем чуть-чуть.
— Тогда снимай рубашку...
— Но Учитель!..
— ...снимай рубашку и ложись. Теперь лечить тебя буду я. Сам. Заодно расскажу, как.
— А они мне не говорили, как лечат, потому что я слишком маленький! — пожаловался Йи, стягивая рубаху.
Оказалось, что это больнее, чем «немножко», и что без помощи Учителя очень сложно раздеться.
— Они — лекари. А я — Учитель. Их задача — вылечить. Моя — научить. Ты маленький, но у тебя хорошая память. После долгой болезни и сам становишься хорошим врачом...
— Не хочу! Не хочу долгой! Я и так уже долго болел!
— Э нет, Йи. Ты не болел, ты болеешь. Ложись и слушай: ромашка растёт везде, куда ветер занесёт её крошечные лёгенькие семена...
Учитель рассказывал — Йи, затаив дыхание, слушал и запоминал: как растёт лекарственная ромашка, как понять, какие цветы можно брать, как их сушить, как хранить, что с их помощью можно вылечить...
Пока не уснул.
В соседней палате Цуею разговаривал с Отшельником.
Эта комната, чистая и светлая, ничуть не походила на жилую: запах свежей крови смешивался с ароматами ромашки, чернокорня, целебных масел, выглаженных бинтов... да и кровать, оснащённая сложной системой ремней и рычагов, не могла стоять в обычной спальне.
Лекарю и Отшельнику довелось познакомиться ещё в те времена, когда Эрудит носил имя Вангудэрэн, Упрямец, и Цуею был уверен, что именно это имя очень подходит ему и сейчас. Он настойчиво просил, чтобы ему вернули контроль над ногами, если паралич вызвали искусственно — и сознались, что дела хуже, чем ему казалось, если парализовало без вмешательства со стороны людей. Всего одного человека, но тем не менее. Отказывался принимать лекарства, дурманящие разум.
И попробуй такого переупрямь!
— По твоей ноге прокатились одно за другим все Каменные Кольца, — напомнил Цуею пациенту.
— Да.
— Будь воля моя, ты бы лишился ноги уже там, в дальних полях, я не стал бы и разбираться, есть ли шанс...
— Но Учитель говорит — всё же есть, — скомкано пробормотал Упрямец, которому раздирающая, пульсирующая боль мешала даже дышать.
— Да. И я хочу ему верить. Его опыт в дроблении костей куда больше моего.
— Да лучше уж ходить одноногим с палкой, чем быть двуногим недвижимым... — Отшельник закрыл глаза и долго-долго молчал.