Тишина давила, она была едкой, как дым, щипала глаза. Это начинало Энейю злить.

— Прощён, — наигранно холодно бросила она, проходя мимо и проводя пальцами по предплечью. — Спишь сегодня со мной, — сообщила она и вновь залилась краской. Хорошо, что на её коже это было незаметно.

Аш улыбнулся, но голову не поднял.

Мало извинений?

Она скинула мокрый плащ, принялась высушивать магией на себе одежду.

— Прости меня, моя дора, — шепнул вдруг он, совершенно на неё не глядя.

— Аш, иди сюда, — потребовала она. Тифлинг глянул на неё совершенно поникшим взглядом и подошёл, усевшись на полу. — Ты не слышал? Ты прощён, что тебе ещё нужно.

Он хмуро улыбнулся. Его определённо что-то гложило.

— Что не так? — недоверчиво посмотрела она на него.

— Понимаете, дора Темноликая, Энейя, — произнёс он вдруг её имя, от чего по спине побежали мурашки, — я… В общем пятьдесят раз маловато будет, — стал лепетать он. — Я хочу с дорой Темноликой жизнь прожить.

Заявление было в стиле всех заявлений сегодня. Сговорились все что-ли?

Энейя сидела на кровати, смотрела на него сверху-вниз.

— Темноликая дора не собирается отступать? Всё ещё идёт на штурм? Всё ещё верна идее? — стал жадно спрашивать он.

— Да, всё под моим херовым контролем, — ругнулась она человеческим ругательством.

Аш расплылся в улыбке.

— Тогда я буду рядом, дора Темноликая, — вставая с колен, с гордостью произнёс он.

Аттэ

Аттэ избавилась от Альфухта и облегчения не почувствовала.

Она сгрызла ноготь и пришлось подпиливать их все, а ещё они перестали быть по размеру как фаланга большого пальца, и на руки теперь было больно смотреть. Да, она справилась, конкуренции больше нет. Но то, что Темноликая вытворила с Эштихаль, в её голове не укладывалось.

Эштихаль, к которой Аттэ не питала добрых чувств, с каждым днём чахла всё больше. И далеко не от переживаний, а от голода, получая от своей новой госпожи сущие крохи. От этой жестокости к горлу Аттэ подкатывал тошнотворный ком.

Она вставала ни свет ни заря, а теперь ещё и ложилась позже. Темноликая пытала их, и однажды даже Аттэ, расслабившаяся, что у неё всё выходит, попала под действие этих чар. Эту боль она запомнит надолго. Остальные так же поздно возвращались по своим домам, а Буршадар, с гниющими ссадинами на лице, и вовсе, казалось, не спал.

Дни слились в один сплошной хоровод медитаций и раздробленного знания. Темноликая вручила каждому ещё одну часть, которую им нужно было понять и уметь воспроизводить, в дополнение ко всему тому, что и без этого было необходимо уметь. Аттэ штудировала формулы, воспроизводила их в неимоверной точности. А затем, когда у неё только началось получаться, подключились последовательности. Вначале Арр, затем она свою часть, после Буршадар, за ним Эштихаль, вновь она. Пока она с Арром и Буршадаром трудятся, отдельно Диэ с Иштадой по очереди плетут свою часть.

Аттэ ещё никогда не видела столь сложных чар.

В какой-то момент Аттэ потерялась.

Она забыла сколько она уже так занимается. Она привыкла днями не есть, хотя к вечеру у неё руки колотились. Она привыкла зашнуровывать ботинки с первого раза и злиться, кричать на своих Гара и Даха. К слову сказано они лишились ещё по одному пальцу за нерасторопность. Гар и Дах так же страдали, как сейчас Эштихаль, и вскоре, вероятно, нужно будет вырастить себе новых помощников.

А потом враз всё закончилось.

Они стояли на той же поляне, но та изменилась до неузнаваемости: трава почернела, в ясный солнечный день висел едва проглядный туман, рядом с её ногами ползали какие-то многоножки, деревья в округе хищно шевелили ветвями. Жуткая магия, которую они практиковали, развратила это место хуже, чем убивает всё живое демоническое присутствие.

Темноликая стояла напротив них. В тумане, высвечиваемым ярким солнцем, её уставшее и осунувшееся лицо казалось невообразимо зловещим. Она кричала на них весь вчерашний день, а сейчас молча смотрела. Аттэ мялась на месте, опасаясь новых пыточных чар.

— Магия разрушения, — Темноликая окинула пространство взглядом, — опасна, несёт с собой самые зловещие последствия. Если ваше заклинание сорвётся, то вы все превратитесь в груды мяса. Но, — она хищно улыбнулась, — репетиции чар не будет.

За её спиной зашушукались.

Аттэ испытала приступ ужаса, её желудок свернулся, готовый выплюнуть из себя содержимое.

— Страшно стало, дварадор-дварадрэ? — прикрикнула она на них, а после тише и рассерженно добавила: — Сами виноваты. Каждый должен знать свою часть, у вас ещё есть шанс не умереть, но он во-от такой крохотный, — она показала на свой неаккуратно подстриженный грязный ноготь и сплюнула на землю. — За мной!