Владимир Гаврилович улыбнулся в пышные усы. Он предварительно телефонировал в Адресный стол, и его соединили именно с Михаилом Петровичем. Последний сослался на обстоятельства и пожаловался, что в нынешнее время, в преддверии юбилея, в столицу съезжаются многие: и чиновники, и люди дворянского сословия, военные и даже крестьяне, поэтому для помощи нет времени. Пришлось пуститься в уговоры, в результате которых данные на троих приезжих легли на стол перед начальником сыскной полиции.

Оказалось, что все трое прибыли из одного места – деревни Ивановка Старицкого уезда Тверской губернии, все из крестьян, и отбыли обратно за три дня до убийства Анциферовых.

Доктор Стеценко не стал затягивать со вскрытием трупов. И он же сообщил о дне смерти. Получалось, что сначала убили Анциферовых, а через день – чету Андреевых.

Всё равно что-то не складывалось. Если предполагаемые убийцы прибыли в город за две недели до печальных событий, то чем они занимались? Следили за двумя семействами? Не очень-то похоже. Уж скорее встречались с человеком, который их вызвал и навёл. Значит, стоит проверить, прежде всего, действительно ли приезжие проживают в деревне Ивановка. Если так, то они непременно должны были получить весточку из столицы, чтобы в нужное время появиться здесь. Если телеграмму, то можно отследить, а вот если письмо… здесь концов не найти, тем более если троица прибыла с поддельными или чужими паспортами.

Власков ободрился заданием начальника сыскной полиции. Его распирало от гордости – ведь Филиппов поручил ему узнать сведения по убийствам, а не каким-то кражам, которые сам же Николай Семёнович не считал серьёзным делом. Сначала он направился к Коське Угрюмому, который уже лет десять делился сведениями о преступном сообществе столицы. Может быть, да и наверняка, многого недоговаривал, но информацию поставлял первостатейную. И вот сейчас предстояла непростая встреча. Прежде всего надо было передать записку о времени и месте, где и когда они смогут поговорить, – Власков оберегал своего секретного сотрудника и не хотел, чтобы тот в результате необдуманных действий попал, как говорят в их среде, «на перо».

Коська Угрюмый, по рождению Константин Иванович Устюжанинов, за свою жизнь поменял с десяток паспортов. И если спросить, какие стояли в них имена, вряд ли смог бы припомнить.

Коренастый, с широкой грудью и короткими руками, оканчивающимися большими ладонями, пальцами которых он мог гнуть серебряные рубли, – Коська сидел с утра в трактире на Большом проспекте Васильевского острова и пил из блюдца горячий чай. Перед ним стоял самовар, исходящий едва ощутимым дымом берёзовой щепы, и две тарелки: в одной – тонкие кружевные блины, в другой – густая, словно масло, сметана. Короткие волосы окаймляли голову с торчащими большими ушами. Брови сходились на переносице одной линией, а под носом расположились усы, которых Коська не сбривал со дня появления, только периодически стриг их до тонкой полоски или оставлял пышными, как у казаков.

Когда курносый мальчишка лет шести подошел к столу, Угрюмый свернул блин и протянул сорванцу. Тот улыбнулся и что-то тихо сказал. Коська кивнул на тарелку, и мальчишка, взяв ещё один блин, быстрым шагом покинул заведение.

Угрюмый продолжал, всё так же не спеша, наслаждаться чаем. Через четверть часа расплатился, сунул руки в карманы и вышел на довольно оживлённую улицу. По тротуарам сновал рабочий и торговый люд, проезжали телеги, гнали экипажи и коляски извозчики, унося пассажиров по озвученным адресам.

Коська посмотрел сперва вправо, потом влево, словно стоял в нерешительности – в какую сторону ему двинуть. Но спустя минуту направился в сторону церкви Святой Екатерины. Дойдя до каменного здания светло-зелёного цвета с четырьмя высокими колоннами, перешёл проспект, едва не попав под колёса пролётки. Матерно выругался вполголоса, погрозив вослед извозчику, и продолжил путь, иногда украдкой оглядываясь, не следует ли кто за ним.

По Кадетской линии вышел к Университетской набережной, направился к металлическому ограждению. Большая Нева медленно несла тёмные воды к заливу. Сновали с берега на берег небольшие лодки. Текла мирная размеренная жизнь.

Хотя до Николаевского моста и было ближе, чем до Дворцового, Угрюмый направил стопы в сторону дальнего. От него до места встречи всего-то ничего, если взять извозчика.

Перед самым Дворцовым мостом Коська не выдержал пешего хождения и остановил коляску, которой управлял рыжий малый в фуражке, заломленной на затылок.

– На Караванную. – И добавил: – Доходный дом купца Фокина знаешь?

– Господин хороший, до Караванной домчимся вмиг.

– Ну, поезжай, – Угрюмый почувствовал себя барином. Не надо ноги по самое «не балуй» снашивать. Проедется с комфортом и ветерком. Нужно ж и себе какой-никакой праздник устраивать иной раз.

Коська откинулся на мягкое сиденье и сложил руки на груди.

Мимо проносились дома, магазины, люди, но Угрюмый не терял бдительности. Нет-нет, да и обернётся.

Не доезжая сотни аршин до доходного дома, Коська вальяжно ступил на ступеньку коляски, как бы невзначай посмотрел назад.

– Благодарствую, любезный, – и протянул серебряный четвертак вознице. Тот улыбнулся:

– Премного благодарен, барин! – и тронул с места.

Угрюмый прогулялся вначале до Инженерной улицы, там с минуту постоял и поглазел на жёлтое здание – цирк Чинизелли – с тремя белыми статуями в нишах второго этажа и красным куполом. Коська залюбовался. Нравилось ему ходить на представления, заливаться смехом от ужимок и реприз ковёрных, завидовать акробатам, что сам не так ловок. Иначе все квартиры столицы были бы у него в кармане. Но затем покачал головой – билеты в это заведение кусались и стоили подороже посещения самых дорогих театров. А внутри какая красота! Угрюмый цокнул языком.