Шрифт:
Много людей собралось в день 1 Мая и в кафедральном соборе Сантьяго, где проходило единственное разрешённое властями мероприятие.
Фашистские правители ошибаются, если думают, что, усилив репрессии против Генерального секретаря Коммунистической партии, они сумеют погасить вулкан народного гнева, поколебать решимость чилийцев бороться за свою свободу.
Не так давно главарь хунты Пиночет выступал перед учащимися лицея имени Габриэлы Мистраль в Сантьяго. Когда он начал говорить, школьники устроили настоящую демонстрацию протеста. Не боясь диктатора, они громко свистели и кричали: «Долой преступника!» Двенадцати-тринадцатилетние ребята пишут на стенах домов в Сантьяго букву «Р», это начальная буква испанского слова «ресистенсия», что значит «сопротивление».
Несмотря на изоляцию, до Генерального секретаря Коммунистической партии Чили доходят вести о борьбе его народа, о гигантской кампании международной солидарности…»
Эдуардо Лабарка, чилийский журналист.
«… У отца по-прежнему болит желудок, сильные боли в позвоночнике. Маме иногда разрешают повидать отца. Наши друзья достают нужные лекарства, и она могла бы их передать при встрече отцу. Но охранники отбирают эти лекарства. Они говорят, что должны показать их тюремному врачу. Ну, а врач каждый раз нагло заявляет, что Корвалан не нуждается в этих лекарствах…»
Из рассказа дочери Луиса Корвалана Вивианы.
«В лагере «Трес аламос», расположенном в Сантьяго, находится около четырёхсот заключённых, из них девяносто женщин. Главного палача лагеря зовут Освальдо Рома. Заключённых голыми привязывают к железной сетке кровати и держат так по нескольку дней. Надсмотрщики называют эту операцию «паррилья» (паррилья — железная решётка, на которой жарят мясо)».
Из показаний заключённых для Международной комиссии по расследованию преступлений военной хунты в Чили.
8
Мария Прокопьевна называла «Три тополя» и по-чилийски. И, кроме неё, выходит, в Полежаеве это название никто не знает: ни Серёжка Дресвянин, ни Алик. Придётся спрашивать её.
Мария Прокопьевна в такое время, конечно, дома, не в школе, и потому для Тишки было ещё мучительнее заставить себя пойти к ней. Хотя, разобраться если, то это и к лучшему, что она дома. В школе она всегда в окружении учеников, и с таким вопросом к ней будет не сунуться.
Если дома Мария Прокопьевна поинтересуется, зачем Тишке чилийское название монастыря, это одно, а в школе — совсем другое. Там сколько ушей Тишкин ответ услышат, и каждый ведь истолкует его по-своему. Но, честно признаться, лучше бы и дома ей ничего не говорить. Хоть и учительница Мария Прокопьевна, хоть Тишка и уважает её, но есть вещи, которые никому знать не положено. Всякий же человек имеет право на тайну.
Выболтай Тишка свой секрет, мало ли что может быть: Мария Прокопьевна проговорится директору, директор — своей жене, жена понесёт по знакомым. Ославушка не сулила ни ему, ни — особенно! — Корвалану ничего хорошего. Ведь Полежаевские женщины узнают о посылке — поделятся новостью там, где не надо. А после этого неизвестно, что может случиться. Вдруг ходят среди своих и подосланные. Сообщат кому надо, что из Полежаева к Корвалану посылка идёт с караваем, а в каравае напильники, разломите-ка его пополам…
Нет, надо держать язык за зубами…
9
Серёжка удивился, зачем Тишке понадобился этот монастырь — молиться, что ли, собрался ехать? — но когда Тишка сообщил, что в этом монастыре томится в застенках Луис Корвалан, на первых порах стало всё понятным, пока Тишка не выскочил за дверь. А выскочил — и вопрос за вопросом полезли в Серёжкину голову.
Ой, неспроста Тишка об этих «Трёх тополях» спрашивает, чего-то он такое задумал. Но вот, переполошник, своему дружку признаться не захотел.
Ну, Тишка, по-о-годи. Серёжка и палец кверху поднял, точь-в-точь как неудачливый волк в знаменитом мультфильме.
Серёжка обычно на переменах художественные книжки читал, а тут всё отложил в сторону.
Уж очень таинственные глаза были у Тишки, и спрашивал-то как чумной.
— «Три тополя»… Монастырь… не знаешь?
— Молиться, что ли, собрался ехать?
— Там Луис Корвалан сидит… Мне чилийское название надо.
Определённо письмо решил написать, заключил Серёжка. Так чего в этом особенного? Можно бы секрета не делать. Пиши. Серёжка бы даже ошибки помог выправить. А то они ведь, третьеклассники, в каждом слове умудряются по два пропуска да не по одной описке сделать.
Серёжка бы, наверное, промучался над Тишкиной загадкой долго и в конце концов не утерпел, спросил бы у Тишки в упор: «Ты Корвалану письмо сочиняешь?» Вопроса в упор Тишка не выдержал бы, наверняка б раскололся.
Но до этого не дошло. Всё разъяснила всезнайка Киселёва. Серёжке подгадало с ней вместе идти из школы.
— Тишка Соколов, — шепнула она на ушко Серёжке, — заметку в стенгазету пишет… Про Луиса Корвалана… Он тебя не спрашивал про монастырь?
— Спрашивал.
— И меня спрашивал, но я забыла название, так он меня за это чуть не исколотил.