Удивление Дерека стало ещё более глубоким и искренним.

Дождавшись, когда Райтэн отбушует, он аккуратно поинтересовался:

— Разве тебе не нравится Олив?

Ему казалось, что между ними двумя существует определённо сходство, которое и выливается в весьма пылкие перепалки при каждой встрече, что, как он думал, можно рассматривать как признак живого глубокого чувства.

Отобразив лицом все глубины своего возмущения, Райтэн ответил:

— Она интересна, конечно, но, Дер!.. — впрочем, так и не озвучив причин, по которым его оскорбляет само предположение, что ему могла бы нравится Олив, он лишь махнул рукой, отметая разговор.

— Если вы закончили, — весело вмешался в дело старший Тогнар, лукаво блестя глазами, — то, пожалуй, резюмируем: предполагалось, что Тэн влюбится и будет играть на руку Михарам, так?

Друзья кивнули: Дерек сосредоточенно, Райтэн раздражённо.

— Соответственно, — продолжил отец, — и мы, и Рийары играли бы на стороне Михара, потому что он — семья Тэна. А Тэн, пусть и балбес, — бросил он на сына недовольный взгляд, — но весьма любимый нами балбес.

Райтэн снова покрылся красными пятнами смущения и стыда. Он совершенно не верил сейчас в те слова, которые говорил отец. Точнее, в часть с балбесом, конечно, верилось легко. А вот любимый…

Сердце Райтэна сжалось от мучительной потребности знать, что он всё-таки любим отцом, даже если и ведёт себя в высшей степени безалаберно. Он ужасно хотел, чтобы отец любил его таким — никудышным наследником, дерьмовым интриганом, резким на слова и быстрым на поступки, порою совсем необдуманные. Он упрямо сжал челюсти, борясь с этой потребностью, пытаясь задушить её в корне.

Отец вгляделся в него с некоторым беспокойством, но неверно расценил, к чему относится выражение упрямства, и поэтому воскликнул:

— Согласись, в этот раз ты превзошёл сам себя!

Лицо Райтэна после этого восклицания так переменилось, что на него, решительно, невозможно было смотреть.

«Мне насрать, что я опять его разочаровал», — повторял он внутри себя снова и снова, но от многократного повторения слова эти всё равно не становились правдой.

Ему было не всё равно, как он ни старался убедить себя в обратном.

Дерек, заметив, как сжимаются кулаки друга, отложил бумаги, в которых копался скорее машинально, встал рядом с Райтэном, с некоторым укором посмотрел на старшего Тогнара и отметил:

— У Тэна сердце героя. Он не может стоять в стороне, когда видит несправедливость или мерзость.

Весёлый взгляд отца перешёл с Дерека на Райтэна. Разглядев новое выражение лица последнего, отец со смешком сказал Дереку:

— Да он теперь загорится, кажется.

Тот в тревоге обернулся на друга и испугался совершенно багровому цвету его лица. В самом деле казалось, что кожа, того и гляди, загорится.

— Сердце — это прекрасно, — тихо сказал старший Тогнар, тоже вставая и закладывая руки за спину. Покачавшись с пятки на носок, отметил: — Ещё бы мозги не терять…

С каким-то досадливым, раненым стоном Райтэн резко развернулся и летящим шагом покинул кабинет.

Отец и Дерек задумчиво посмотрели ему вслед.

— Перебор? — с сомнениями в голосе спросил Тогнар, осознав, наконец, что что-то делает не так.

— Вы всё пытается его воспитывать, господин Тогнар, — сложил руки на груди Дерек, с тревогой глядя на захлопнутую дверь. — Но он давно не ребёнок, и сам всё понимает. Ему и без вас было стыдно и скверно, — он обратил на собеседника взгляд, полный тихим укором.

Он больше ничего не сказал; но этот мягкий, незлобный укор был хуже любых слов. Под этим взглядом Тогнару показалось, что он только что упустил что-то важное, что-то неизмеримо ценное — куда важнее любых политических интриг и куда ценнее любых родительских уроков.

Перед глазами у него вдруг встала ссутулившаяся спина Райтэна; ему сделалось и неловко, и стыдно.

Дерек вздохнул и отвёл глаза. Взялся за ручку двери — догонять друга — но на пороге вдруг обернулся. Он смотрел Тогнару прямо в глаза — и тот вдруг кожей ощутил, что сейчас услышит что-то чрезвычайно страшное.

— Я так и думал, — раздумчиво промолвил Дерек, словно препарируя собеседника взглядом, — что он всю жизнь не чувствовал, чтобы его любили.

И вышел.

Оставив Тогнара переживать одни из худших минут в его жизни.

Пока Дерек и Райтэн разгребали свои каменноугольные дела, в домике Ирдании был собран чрезвычайный совет, несколько великоватый для скромной кухни, отчего сидячих мест на всех не хватило.