Серебряные акценты подчеркивали черты лица и мех лисы, создавая впечатляющий облик. На каждом плече красовались замысловатые эмблемы лисы, изображающие лису во всей ее грациозной ловкости. Эмблемы были выполнены из блестящей стали или серебра и красиво контрастировали с синими доспехами, делая их еще загадочнее и символичнее. Сами доспехи были украшены рельефными узорами из виноградных лоз и листьев, изящно извивающимися вокруг пластин, придавая броне магическое и неземное свойство, словно они были переплетены с самой природой.

И вот, издалека приближались Даны второго рода либо как их называли на севере второго типа.

Мгновением позже появилось чудище – огромный Слинадон, колоссальное и внушительное существо фантастической величины. Оно возвышалось над ландшафтом, имея рост гигантов и длину богов. Тело Слинадона было настоящим произведением искусства, украшенным чешуей, перьями, мехом и их смесью, часто переливающимися радужными цветами или сложными узорами. У этого существа было множество мощных конечностей, украшенных когтями, лапами или копытами, способными вызывать сейсмические потрясения. Голова на длинной шее имела внушительные черты – рога, шипы и глаза, отражающие древнюю мудрость.

Ряды острых зубов стройно выстроились вдоль его пасти, способной поглотить целый лес одним укусом. Некоторые виды этого существа оснащены огромными крыльями, которые раскрывались, словно балдахин, позволяя ему грациозно парить в небе.

Его длинный хвост, как река, заканчивался опасными придатками или великолепным веером разноцветных перьев или оперения. Его окраска представляла собой завораживающую смесь переливающихся оттенков, металлических блесков и ярких узоров, меняющихся в зависимости от настроения и окружающей обстановки. Это существо излучало ауру древней силы, заставляя воздух вокруг него звенеть энергией. Его присутствие влияло на погоду, вызывая бури и ветры, а земля дрожала под его весом. Когда он издавал голос, его рев оглушал и резонировал на многие километры, вызывая благоговейный трепет у всех, кто его слышал. Встреча с таким существом из мира фантазии была незабываемым и волнующим переживанием, свидетельством бесконечного творческого потенциала воображения.

Слинадон медленно остановился перед Тивадом, которого направлял Рутар Шрамоликий, вышедший из повозки. Этот человек был легендой, мастером выживания в опасных землях, и его присутствие внушало трепет как друзьям, так и врагам. В доспехах красного и кобальтово-синего цвета, Рутар был внушительным видом. Его броня несла на себе следы бесчисленных сражений, каждый шрам на ней говорил о испытаниях и ужасах, которые он пережил. Когда-то блестящие красные и синие пластины теперь были потрепаны и изношены, отражая мрачную историю его долгого и насыщенного приключениями пути.

На его лысой голове лежала тяжесть времени, свидетельствовавшая о годах, проведенных в этом суровом мире. Длинная седая борода Рутара текла, как река мудрости, скрывая эмоции, которые он прятал за стойким фасадом. Но история его лица была самой страшной.

Множество шрамов, как овраги, пересекали его кожу, свидетельствуя о битвах, победах и опасностях. Левый глаз, который он потерял в жестокой схватке, скрывался под обветренной кожаной повязкой. Беззубая ухмылка была напоминанием о жертвах, которые он приносил во имя выживания. Его некогда гордые и блестящие зубы были утеряны давным-давно, пожертвованные жестокой природе этого мира.

В столице Данов Второго типа Рутар Шрамоликий был маяком шпионажа за их императором когда то поставленный самим Тивадом, где союзы были кратковременными и предательство было глубоким. Его имя навсегда останется в анналах истории АйнемраТерры.

Рутар был старым соратником Тивада, и его озадаченный взгляд задерживался на Тиваде, когда тот сходил с повозки. Карей уловил выражение лица Рутара, его любопытство разгоралось, и он пристально наблюдал, как Рутар подходил к Тиваду и кланялся в знак уважения. Тивад с язвительной улыбкой поддразнивал своего старого друга. "Ах, ты, старый волк. Если ты и дальше будешь так издеваться надо мной, я скормлю тебя Эбии". Рутар, с ухмылкой на обветренном лице, тепло отвечал. "Тогда, Ваше Императорское Величество, подходьте и обнимайте своего старого друга". Тивад бережно опускал Карея на землю и шел обнимать Рутара – их товарищеские отношения свидетельствовали о глубоких связях, завязавшихся на поле боя. Рутар с искренним смехом отвечал: "Нам нужно было кое-что обсудить, Тивад. Это очень важно". Тивад, однако, пока откладывал разговор. "У нас еще будет время для этого".

Пока они общались, к Тиваду подъезжала еще одна повозка, из глубины которой выходил Гидеон, младший брат Тивада и правитель небольших северных империй, известных под общим названием Даны второго типа.

Его доспехи, облаченные в пышные регалии имперскогоимператора, были глубокого полуночно-синего цвета, переплетенного с золотыми прожилками, сверкавшими, как запечатленные звезды. Огромный обсидиановый плащ, подбитый роскошным мехом соболиной лисицы, изящными складками ниспадал по широким плечам, опускаясь до самого подола позолоченной кольчуги. На нагрудной пластине был выбит знак, поражавший искусством и внушавший благоговение: лиса, выполненная с такой тонкой точностью, что ее глаз, казалось, пронзал душу того, кто осмеливался встретиться с ней взглядом. Этот символ, свидетельствовавший о его родословной и положении, обозначал его как отпрыска элиты империи, как фигуру, с которой необходимо было считаться в лабиринтах придворных интриг.

Однако не только доспехи и эмблема поражали воображение тех, кто видел его. Грива волос Гидеона, каскад темных, нечесанных локонов, словно шелковый водопад, струилась по его спине. Словно сама ночь обрела форму в этих эбеновых локонах, что резко контрастировало со сверкающими доспехами, украшавшими его фигуру. В гобелене этого имперства, где честь и предательство танцевали вечный вальс, Гидеон, с его загадочным обликом и царственной амуницией, был фигурой легенды, персонажем, вплетенным в грандиозную историю власти и амбиций, определявшую этот фантастический мир. И вот он шел вперед, и каждый его шаг отдавался отголосками истории, являясь живым воплощением таинственности и величия, которыми были окутаны придворные драмы имперства.