— Так, так, так, — проговорил я. — Никогда не ожидал встретить тебя здесь.

Она вскочила на ноги без ключей в руке и попятилась к двери.

— Какого черта? Этого не может быть… этого не может…

Я ухмыльнулся ей, снимая фальшивые очки.

— О да, дорогая. Это, безусловно, может быть.

Даже в ее страхе я видел гнев, горящий пятнами на щеках.

— Я говорила, что это ты. Я сказала Тристану, что это ты, а он мне не поверил! Сказал мне, что я сумасшедшая сучка, потому что думала, что ты опустишься до того, чтобы проверить такой странный маленький клуб в Даунтауне! — Я ненавидел то, как она ухмыльнулась мне, когда сделала паузу. — Хм, думаю, мы оба можем сказать, что не ожидали встретить друг друга в такой отстойной части города, не так ли?

Я злобно рассмеялся ей в лицо.

— Поверь мне, Илэйн, мне не нравится эта отстойная часть города. Воняет жидким дерьмом.

Я презирал ее ребячество, когда она рассмеялась в ответ.

— Ну да, и ты тоже. Ты неудачник, которому самое место в аду неудачников, Люциан Морелли. Чтоб ты сдох!

— Следи за языком, — с усмешкой сказал я.

И снова я не мог оторвать взгляда от глаз прекрасной сучки. Ничто ни в силах отвлечь меня. Ни на секунду. Не от нее.

Я чувствовал, как внутри у меня все переворачивается, а разум пытается распутать загадку и понять, из чего, черт возьми, состоит эта девушка.

Она была водоворотом хауса — сверкающие цвета сливались воедино. Их было много, они плескались и сталкивались, настолько поглощенные собственной инерцией, что у меня не было ни малейшего шанса понять вкус.

Она была полна смятения и ярости. Ярости и желания. Ярости и очарования. Ярости и шока. Ярости и похоти. Ярости и того, что она была так чертовски убита своими собственными дерьмовыми пристрастиями, что она была выгребной ямой риска, ожидая, что кто-то вокруг нее сделает шаг и возьмет то, что они от нее хотели.

Деньги. Или кровь. Или киску.

Почему-то именно мысль о том, что кто-то возьмет ее киску, заставила меня стиснуть зубы.

Мои слова были тихими и холодными.

— Твое отвратительное подобие семьи уничтожит тебя за то, что ты такая явная негодяйка. И всего-то нужно, — это узнать им, что ты здесь.

— Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю, — прошипела она. — Ведь это же ты у нас какой-то там супер-гений бизнеса, да?

— Помимо всего прочего, — сказал я и шагнул ближе.

Она вжалась в стену и вздрогнула, и в ее глазах промелькнула очередная вспышка страха. Я наклонился и поднял ее ключи, позвякивая ими на пальцах.

Она молчала, пока я продолжал говорить. Молчала, пока водоворот ее чувств продолжал вращаться.

— Помимо всего прочего я садист, который так чертовски сильно давит, что люди никогда не оправляются от боли. В том числе и потому, что моя семья обязана вашей такими мучениями, что никто из вас не выживет. Каждый клочок твоего наследия будет сожжен в аду с каждым твоим живым вздохом.

— Да, да, — вмешалась она. — Я знаю, знаю. Мы ненавидим вас, вы ненавидите нас. Бла-бла-бла. Будто мне не плевать.

Я сделал еще один шаг вперед, и на этот раз она не вздрогнула. Даже не опустила взгляда.

Ураган внутри нее набирал обороты, ни йоту не замедляясь.

Я чувствовал ее вкус, когда приближался, мой рот вновь наполнился слюной от аромата орхидей и слив.

— Тебе будет не наплевать, когда ты станешь следующей из Константин, кого я накажу, — сказал я ей, но ураган внутри нее продолжал бушевать.

Я чувствовал ее пульсацию. Страх. Ярость. Ненависть. Путаницу.

И больше.

Я мог чувствовать гораздо больше.

Она вздохнула и расправила плечи, бросив взгляд на дерьмовое ночное небо.

— С чего ты взял, что мне не наплевать на все? — спросила она меня. — Просто покончим с этим или убирайся от меня к чертовой матери, ладно?

Илэйн

С меня хватит. С меня хватит переживаний. С меня хватит чувств. С меня хватит жизни.

Возможно, Люциан Морелли станет тем монстром, которой освободит меня от жалкого существования.

Для внешнего мира казалось, что у меня было все, но на самом деле мой внутренний мир был похож на непрерывный поток боли. Боли, через которую я в агонии делала маленькие вдохи с тех самых пор, как была маленькой девочкой, и пыталась быть хорошей для Преподобного Линча и его больных дружков. Испорченная, использованная и извращенная. Болезненно уязвленная жизнью, за которую так держалась.