Когда после убийства в феврале 1901 года Н. П. Боголепова (министра народного просвещения) бывшим студентом Петром Карповичем началась вакханалия политического террора, в лидеры «на кратчайшем пути к революции» вышла партия эсеров, основанная Григорием Гершуни и Евно Азефом. Именно эсеры совершили самые громкие террористические акты; убийство великого князя Сергея Александровича, премьер-министра П. А. Столыпина, министров внутренних дел Сипягина и Плеве; неоднократно готовили покушение на императора.

К партии эсеров примыкало множество групп.

Взбалмошные юнцы и девицы, коим не терпелось пострелять, тоже называли себя эсерами.

На пути этой неуправляемой вольницы встал Евно Азеф, возглавлявший сначала вместе с Гершуни, потом с Савинковым, а затем и единолично БО («Боевую организацию») ЦК партии эсеров. БО принимала ответственные решения по каждому выстрелу, она намечала жертвы, способ покушения и финансировала террористические акты, которые обходились недешево, — например, на убийство Плеве было ассигновано 7000 рублей. Деньги у Азефа имелись — и от партии, и от полиции…

«Человек был грандиозен, толст, с одутловатым желтым лицом и темными маслинами выпуклых глаз. Череп кверху был сужен, лоб низкий. Глаза смотрели исподлобья. Над вывороченными, жирными губами расплющивался нос. Человек был уродлив, хорошо одет, по виду неинтеллигентен. Походил на купца. От безобразной фигуры веяло необыкновенным спокойствием и хладнокровием» (Р. Гуль).

Окладский из «Ванечки» стал иудой ради собственной шкуры; Гольденберг и Дегаев попались на провокацию людей изощренных; самый кровавый из русских провокаторов — Азеф — обрекал людей на смерть ради тридцати сребреников. Тридцати — это фигурально выражаясь: Азеф в конце карьеры имел 1000 рублей в месяц, не считая чрезвычайных единовременных получений.

В 1869 году в семье бедного портного Фишеля — Азефа, проживавшего тогда в Гродненской губернии, произошло событие, которое трудно назвать незначительным. Появился на свет тот самый Евно, которому оказалась уготована не самая положительная роль в русской истории. Жить было тяжело, в семье кроме него росли дв. а сына и четыре дочери. Нищета кругом царила отчаянная, к каждому куску тянулось слишком много ртов. Когда Евно было 5 лет, отцу удалось вырваться из «черты оседлости», установленной правительством для евреев. Семья поселилась в Ростове-на-Дону — богатом хлебом и углем районе. Правда, коммерческие дела Азефу-старшему не очень-то удавались. И все-таки образование детям он дать сумел: в 1890 году Евно закончил гимназию. Дожидаться доходов от разработки «золотых жил», периодически возникавших в фантазии отца, он больше не стал и весной уехал в Карлсруэ (Германия), где поступил в политехникум и стал старательно изучать электротехнику. Однако истинное доходное место обнаружилось вовсе не в этой славной науке. Правда, ради него пришлось отречься от таких моральных законов, как совесть, честь, дружба. Никто сейчас не знает, чего это стоило Азефу. Но факт остается фактом. 4 апреля 1893 года он написал свое первое письмо в Департамент полиции, где обещал, при условии ежемесячной выплаты жалованья в 50 рублей, сообщать секреты социал-демократических кружков, куда он в то время был вхож. Именно тогда Евно получил свою первую характеристику, выданную полицией: «Человек неглупый, весьма пронырливый, в качестве агента может приносить существенную. пользу, так как корыстолюбив».

Потерять столь выдающуюся личность Департамент позволить себе не мог, и в июне 1893 года с первым жалованьем Азеф получил своеобразное «боевое крещение». Материальное положение стало выправляться, и «Иван Николаевич» (так по-русски называли Евно) начал свой путь агента-осведомителя под псевдонимом «Раскин». С этих пор его можно встретить во многих революционных кружках, заметное положение создает он себе среди марксистов.

Меняются и политические взгляды ранее «умеренного» Азефа: теперь он выступает за террористические методы борьбы. Своими пламенными речами или, наоборот, умением молчать завоевал он сердце революционерки Любови Григорьевны Менкиной, которая вскоре стала его женой. Правда, о родстве душ тут нет и речи: о второй стороне жизни осторожного мужа она узнала лишь спустя много лет.

В русских студенческих кругах Азеф быстро снискал всеобщее уважение. В эти годы он — владелец хорошо подобранной библиотеки нелегальных изданий, пользоваться которыми он позволял другим за небольшую плату. Все чаще председательствуя на собраниях, от публичных выступлений он, однако, уклонялся, усвоив истину: «Молчание — золото».

Студенты восхищались «светлой личностью» Азефа, доверяли ему, а на стол полицейского начальства регулярно ложились доносы о каждом их шаге.

Для наглядности — представьте, к примеру, день «делового человека». И оцените его способность к перевоплощению, которой, честное слово, мог бы позавидовать любой актер.

Утро. Время завтрака. Человек в дымчатых очках — новый начальник Московского охранного отделения С. В. Зубатов — стоит перед почтительно склонившимся Азефом. «Революционное движение стало массовым, — поучает Сергей Васильевич, — и победить его одними репрессиями вряд ли возможно. Отсюда стратегическая задача: внести раскол в действия революционной интеллигенции и рабочих масс, поставить между ними прочную стену. Тогда мы раздавим их!» — заявляет он. «Внутренняя агентура, — часто поговаривал Зубатов, — это то, что нужно». Он умел обращаться с людьми, подобными Азефу, охранял их от провалов, обучал искусству пробираться на высшие ступени революционной иерархии. Жандармских офицеров он так и наставлял: «Вы, господа, должны смотреть на сотрудника, как на любимую женщину, с которой находитесь в тайной связи. Берегите ее как зеницу ока. Один неосторожный шаг — и вы ее опозорите».

Вдохновленный такими речами, Азеф продолжал свой день. Вечер. Время заканчивать ужин. Московский «Союз социалистов-революционеров». Толстый, скуластый, чуть лысеющий человек волнуясь произносит речь. В ней есть все: боль за дело революции, призыв к немедленному террору, гневное обличение политики правительства. Это Азеф. Отклик на такую преданность революции — привлечение «Ивана Николаевича» к деятельности «Союза». А это означало многое. Во всяком случае, утро следующего дня обещало приятные новости для Зубатова…