— Добавь «пожалуйста», Серебрянка, — прошипел, коротко касаясь кончиком языка розовых сосков, сминая груди ладонью — Попроси меня вежливо, и получишь то, чего тебе хочется.

Льерда Ланнфель дернулась всем телом ровно от удара. Прижав ноги к бедрам супруга, резко вдруг выпрямилась.

Посмотрела прямо в его потемневшие, изумрудные глаза своими, серебристыми, слегка расплывшимися, подняв на уровень взгляда вольника руку. Подушечки маленьких, напряженно растопыренных пальцев переливались изнутри оранжевыми огоньками, в середине же ладони вызревал уже довольно большой комок шаррха.

— Если ты, — начала шепотом, смыкая ноги в крепкое кольцо — Сейчас же не отымеешь меня без всех этих твоих дурацких штучек, морду тебе сожгу, Приезжий! Сильно не наврежу, а всё же недельку, другую проходишь аки опаленыш…

Надрывно выдохнув смех, перемешав его с утробным рыком и клекотанием, Зверь не дал угрозе сбыться.

Грубо раскидав ноги Пары, разрезал изумруды глаз огненными лезвиями полосок — зрачков.

— Вот же, — клекотнул уже и не горлом, а всей Настоящей Сутью — На, получи!

Рыча от удовольствия и жара, плавящего разум, вошел в тело любимой, словно нож убийцы в трепещущую, перепуганную плоть ничего не ожидающей жертвы.

— Да! — выкрикнула Эмелина, смыкая ноги на жесткой от мутных, звериных пластин пояснице — ДА! Обожаю тебя!

Накрыв рот Эмелины дышащими пряностью, обжигающими губами, Зверь принялся полосовать её тело то короткими, то длинными, вроде бы грозящими замедлиться, ударами.

Звенящая болью его плоть терзала её, вызывая восторг и страх, краткие вскрики и жалобные мольбы не отпускать, не прекращать пытки.

Руки льерды Ланнфель обхватили шею супруга, пальцы путали его волосы, стоны перемешивались с его стонами, тела их шли навстречу друг другу, повторяя движения, то сливаясь вместе, то расставаясь ненадолго только затем, чтобы снова вернуться для нового, будто бы первого, слияния…

— Люблю тебя! — взвыла магичка, поторопившись завершить начатое ими обоими — Диньер, ааааах…

Крепко прижав к себе смятое болезненно — сладкой конвульсией тело, зарывшись лицом в растрепанные, пахнущие духами и кухней, теплые волосы, он и сам излился почти вслед за ней.

Зажмурив глаза, выдохнув глухо и глубоко, ощутив ещё крепнущей желанием своей плотью последние, жаркие судороги уставшей, но явно довольной супруги…

…Уже много позже Эмелина, закончив умываться и укладывать волосы, повернула голову на короткий, резкий скрип открывшейся двери в маленькую, пристроенную к супружеской комнате, купальню.

— Ты что делаешь? — глупо спросил вольник, также глупо и улыбаясь — Чего делаешь, говорю?

— Дрова рублю, не видишь? — ответила магичка, зажав в зубах шпильку — Ты где бегал, болезный?

Шумно дыша, Ланнфель ввалился внутрь, распространяя вокруг себя ароматы мыльной пены, и потряхивая мокрыми волосами.

— Аха, Эмми! — глаза его сверкали, аки бешеные звезды — Аха! Сбегал ополоснуться вниз, да посмотреть, как там наши папаша с мамашей, не поубивали ли друг друга… Давай, бросай всё! Пошли, сейчас такое покажу… закачаешься! Ну же, несостоявшаяся Ригз, давай бегом…

Глава 61

По лестнице Ланнфель спустился, держа супругу на руках. Тому имелась причина, и очень веская.

— Так быстрее, — шепотом объяснил он, щуря глаза и с трудом удерживая смех в горле — И тише. А вот теперь слушай, Эмелина Ланнфель. Тише… Тише, я сказал. Не заглядывай в столовую. Здесь стой, со стеной слейся, будто тебя нет.

Непонимающе, вопросительно округлив глаза, льерда всё же вняла советам мужа. Прижавшись спиной к его теплой груди, а боком — к стене, вся обратившись в слух, внимательная магичка сразу же ухватила нить разговора. И теперь, надув щеки тугим пузырем, она только и делала, что силилась не расхохотаться.

Папаша Бильер и Аннелиза Ланнфель сидели за столом, всё также друг напротив друга. Однако же, прежнее напряжение куда — то пропало, уступив место негромкой беседе, в тоне которой явно слышны были кроткие, доверительные нотки.

— Я, льерда Аннелиза, немолод, — ворковал папаша аки голубь, вдоволь набивший зоб вкусным, зрелым зерном — А однако, наверняка, не уступлю любому самоуверенному молокососу в уме и хваткости! Спросите любого хоть в нашей округе, хоть в Призоне, знают ли папашу Бильера из ближних имений? Так вот, ответят вам: «Знаем, как же! Очень состоятельный льерд. Хозяин и деньгам своим, и имуществу. И слову. Трех детей поднял, и все уважаемые личности. Ни одного нет в Роде Бильер соплежуя, либо неудачника, пьяницы или игрока. Жену схоронил, и ещё одну свою женщину, обоих проводил по Ту Сторону достойно, да и при жизни ничем не обидел. Камень, словом. Скала.» Вот, как скажут вам, дорогая Аннелиза. Даже, если кто и начнет фыркать, хмыкать, да кривить морду… Так то завистники! Их слушать и вовсе негоже.