— В этот раз не так больно, как в прошлый… — Малекор медленно размял плечи, привыкая к прежней форме.

К счастью, при королевском дворе имелись опытные алхимики, способные сварить «Калечащее зелье», и не задающие лишних вопросов. «Калечащее зелье», которое можно принять лишь добровольно, меняло внешность в худшую сторону. В его случае он стал горбатым калекой. Идеальное зелье для маскировки. Главное не забыть принять противоядие, иначе останешься уродцем на всю жизнь.

Вынужденная неспешная прогулка натолкнула на мысль, которая как неприятная заноза входила всё глубже. Ремесленный мир устроен по своим законам. Искра позволяла создавать предметы и наделять их силой, но этим и сковывала ремесленников. Нельзя сотворить прекрасный меч и продать его первому встречному; если этим мечом перережут горло, то спросят в том числе и создателя. У каждого королевства свои взгляды, но в целом все придерживались этого правила. Многие ремесленники Товира работали непосредственно на город, создавая предметы по его заказу. В этом случае ответственность с ремесленника не спадала целиком, но во многом перекладывалась на управленцев города. Частных ремесленников почти нет, а немногие из них работали с узким кругом проверенных лиц — с постоянными клиентами.

С убийства короля Анверта прошло три дня. Со слушанья практически сутки. Эмоции медленно стихли, а он бы не добился больших высот, если бы слушал только кипящую кровь. Это остальные считали его диким зверем, который черпает силу из эмоций. Ярость питала, но не была определяющей чертой. Здесь явно что-то нечисто. Подделать след Искры нельзя — яд Виллиуса попал в напиток, и если допустить, что Кровавый целитель продал яд случайному человеку, подобное — непростительная глупость, которая должна быть наказана. И всё-таки…

Перед глазами всплыло лицо Виллиуса. Оно было…спокойным. Нет, его голос едва заметно потрагивал, глаза тревожно переводили взгляд с одной стороны зала на другой, но в целом Виллиус не выглядел как загнанный в угол зверь. Он несколько лет провёл в Бойцовых ямах. Попал в них в семнадцать лет, в возраст, когда многие ровесники познавали первую влюблённость и делали робкие шаги во взрослой жизни. С ним обращались хуже, чем с крысой, но эта жизнь подарила один дар. Он познал людей. Он видел их сущность, обнажённую, без множества масок. Он видел все мысли, пороки, самые глубинные страхи. Когда клинок проходит в сантиметре от горла, в этот миг понимаешь всё. И там, в яме, самыми опасными были противники, которые не поддавались страху. Противники, у которых был план, которых невозможно прочитать. Виллиус не выглядел как человек, который решил отравить короля, причём на собственной свадьбе. Однако…зрела уверенность, что он не зацепился за Битву перед Всевышним как за последнюю нитку. Так что он задумал?

В любом случае, выбора нет. По правилам отказаться нельзя, но и на мгновение не закралось такой мысли. Он ни разу не сбежал за эти годы, даже когда один сразился против пятерых бойцов. Не сбежал тогда, не сбежит и сейчас.

Малекор постучал ладонями по мокрым щекам. Нужно собраться и отринуть лишние мысли. Битва через два часа. У него есть дела, здесь, в этом небольшом доме, на втором этаже. Переступая через ступеньку благодаря длинным ногам, Малекор добрался до одной из дверей из тёмного дерева, на которой аккуратно выбиты пять однотипных полосок. За этой дверью жили два самых дорогих человека, от счастливой жизни с которыми он был вынужден отказаться ради их спокойного будущего.

Тук. Тук. Тук. Тук-тук-тук-тук.

Малекор постучал три раза спокойно, размеренно, а после четыре раза очень быстро. Условный знак, что пришёл именно он, и не как военачальник королевства, а как влюблённый мужчина. За дверью раздались шаги. Лёгкие, воздушные, словно кто-то едва касался пола. Не успела дверь раскрыться, как проскользнувшая между косяком и дверью женщина заключила его в объятья. Малекор осторожно обнял её и бережно, словно сокровище гладил по волосам и спине.

— Здравствуй, дорогая Нира, — негромко поздоровался Малекор. — У тебя всё хорошо?

Вместо ответа женщина истошно зарыдала и уткнулась лицом в грудь. Малекор терпеливо разглаживал золотистые волосы, ласково струящиеся сквозь пальцы. Время словно остановилось. Малекор чувствовал, что слова сейчас лишние и ждал. Наконец Нира подняла заплаканное лицо.

— У меня всё хорошо? У меня всё хорошо? — давясь слезами спрашивала она. — Ты шутишь? Весь город на ушах стоит! Тебе предстоит сразиться с ним! Насмерть! Ты спрашиваешь, всё ли хорошо у меня?

— Я…

Не успел Малекор ничего ответить, как раздался радостный вскрик.

— Дядя Малекор!

От этих двух слов перехватило дыхание, а в груди защемило. Малекор ласково разжал руки и посмотрел на выбежавшего мальчика. На первый взгляд, у них ничего общего. У него — короткие чёрные волосы, у мальчика — длинные золотистые, собранные в маленький хвост. У него глаза карие, у мальчика — ярко-голубые. Вот только истинный цвет волос мальчика и цвет глаз на самом деле совпадают с его. Цвет волос и глаз можно изменить при помощи специального зелья, а остальное спрятать невозможно. Нос, немного напоминающий картошку, губы, даже взгляд, озорной, тянущийся к познанию и неизведанному. Такой же был когда-то у него, в детстве.

— Дядя Малекор! — повторил мальчик и радостно потянул руки. — Почему ты не приходил?

В маленьких невинных глазах плескалось искреннее недоумение. Малекор с улыбкой погладил мальчика по волосам.

— Здравствуй, Орим. Надо же, не виделись месяц, а так подрос!

— Орим, иди посмотри, не проснулся ли папа, — попросила Нира.

Орим несколько раз кивнул и уже осторожно, на цыпочках направился в другую комнату. Малекор с болью на сердце проводил его взглядом. Уже прошло три года, и он вроде смирился с этим, но сердце всё равно пронзала боль. Каждый раз.