Шрифт:
— Я думала ты будешь смеяться, — добавляет Кассандра, не дождавшись от меня никаких комментариев по поводу её мечты.
— Знаешь, — не могу удержаться и провожу тыльной стороной пальцев по её щеке, — теперь это и моя мечта тоже. Как я могу смеяться над своими мечтами?
— Никогда бы не подумала, что ты такой романтик, — она озаряет меня той самой колдовской улыбкой, от которой вдоль позвоночника снизу вверх пробегает горячая волна, заканчивающаяся комом где-то в горле.
Вечность смотрел бы на Кассандру. Она прекрасна даже со спутанными волосами, на которых белыми крупинками осела соль, без косметики и других премудростей, на которые большинство одноклассниц тратят часы. Шёлковая кожа, в меру пухлые губы, аккуратный носик… Но амурные стрелы в меня запустили её необычные глаза: слегка раскосые, делающие её похожей на хитрую лису. Вот и сейчас меня в них затягивает, как в воронку.
— Почему ты так на меня смотришь?
Ненадолго задумываюсь, чтобы сказать ей именно то, что чувствую на самом деле:
— Помнишь, что ты сказала мне в Санта-Ане?
— Что именно? Я много чего говорила, — над бровями Кассандры появляется пара маленьких ямочек. Так забавно. Когда она хмурится, у неё вместо складок на переносице появляются вот такие точки.
— Ты мне сказала: «Я вижу себя в тебе».
Кэсси улыбается и, чуть приподнявшись, отзеркаливает мою позу.
— Помню.
— Фридрих Ницше писал: «Если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя».
Улыбка с её лица разом сползает. Она садится и, отвернувшись к океану, начинает пропускать песок через сжатые кулачки.
Не понял.
Сажусь рядом с ней.
— Колючка, ты хотя бы поняла, что я имел в виду?
— Поняла, я тоже читала Ницше на уроке. И ты сказал фразу не полностью: «Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем», — надувшись, цитирует знаменитого философа, который считал, что борьба со злом приводит к тому, что человек с добрыми помыслами и сам становится источником зла.
Глупышка моя, всё ещё считает, что она чем-то хуже меня. Я ни за что не стану таким, как её отец. И она — не такая, как он.
— Кэсси, — беру её кулак и, разжав его, тщательно очищаю ладошку от песка. Она на меня не смотрит, приняв это изречение на свой счёт так, как того требует школьная программа. — Посмотри на меня, — свободной рукой поворачиваю её лицо к себе. — Плевать я хотел на то, что имел в виду этот Фридрих, наш учитель по философии и все философы мира вместе взятые. У меня своя интерпретация.
— И какая же? — всё же не выдерживает моего напора.
— Я смогу видеть себя в твоих глазах только в одном случае: если ты будешь смотреть прямо на меня.
***
Кассандра
Что это, если не признание? Только глухой и слепой не поймёт скрытый посыл в словах Брайана. Он ждёт от меня открытости и преданности. Он хочет взаимности. Мой сексуальный гений. Кажется, я влюблена даже в его мозг. Интересно, есть на Земле хотя бы одна девушка, любящая не только человека в целом, но и каждый его орган по отдельности?
Всякий раз, когда он смотрит на меня, как на единственного важного человека на всём белом свете, меня захлёстывает такая эйфория, что мне становится страшно. Я боюсь спугнуть своё счастье. Боюсь слишком сильно радоваться. Боюсь слишком обнадёживаться. Боюсь, что Вселенная посмеётся надо мной, и всё это отберёт, ведь в природе всегда должен быть баланс: невозможно отдать всё счастье мира лишь одному человеку.
Но как я могу отвернуться от этих зелёных глаз, вглядывающихся в мои? Нет, Брайан, ты смотришь не в мои глаза. Ты смотришь прямо в мою душу, и уже заполнил её до самых краёв.
Немедля меняю своё положение, перекидывая через него одну ногу. Я снова оказываюсь верхом на нём, но больше не смущаюсь, нет. Этот парень становится моей устойчивой привычкой, от которой не хочу избавляться. Обхватываю его лицо и нежно целую в губы.
— Ты такой умный, Брайан. Ты знал об этом?
— Разумеется, — нахально улыбнувшись, он обнимает меня за талию, притягивая к себе ещё сильнее, и начинает покрывать моё лицо короткими поцелуями. — В полтора года я уже говорил целыми предложениями, а в три с половиной научился читать.
— Боюсь представить, чему ты научился к своим восемнадцати.
— Нам всей жизни не хватит, чтобы я смог тебе продемонстрировать все свои таланты.
— Дай угадаю. Раздутое самомнение — один из них? — мне становится так смешно от его прямолинейности. Этот человек может скрывать свои мысли или всегда говорит только то, что думает?
Усмехнувшись, Брайан переворачивает нас обоих, укладывая меня на спину, а сам остаётся лежать на боку, нависая надо мной. Его взгляд останавливается на моём животе. Футболка, в которую я успела переодеться после сёрфинга, слегка задралась, оголяя тонкую полоску кожи. Парень бережно поддевает эластичную ткань и начинает её медленно тянуть вверх, останавливаясь у самой груди. Не прерываю его. Молча наблюдаю за процессом, полностью доверившись его рукам.