Шрифт:
Незабываемые, как трусы Женьки Артамоновой.
– Вы будете выходить? Я закрою двери, – сказал диспетчер.
– Закрывайте, – в полном ауте прошептала я.
И зала исчезла.
Я снова оказалась в темноте. Перед глазами мельтешили разноцветные мушки.
Облизывали когда-нибудь экран советского телевизора? Если его немножко лизнуть, то на нем появлялись яркие цветные точки. Это было очень красиво и галлюциногенно. Никакому Кастанеде такое и не снилось.
– Так куда вам? Быстрее говорите, мне некогда.
– А вы куда угодно можете? – осторожно уточнила я.
– Куда угодно, кроме космоса. Там сегодня технический перерыв. Вы новенькая, что ли?
– Я старенькая, я три года в этом лифте езжу.
– Лифте?! А ну-ка, скажи фамилию.
– Арефьева.
– Никуда не нажимай, я сейчас список проверю. – И диспетчер стал шуршать у себя бумагами. – Арефьева, тебя нет в списке. Какого черта ты тут делаешь?
– Я домой еду. На тринадцатый этаж.
– Ну так и едь! На бал ей, посмотрите на нее! – голос из кнопочки ругался на меня до тех пор, пока лифт не остановился на тринадцатом этаже. – Вылазь, приехали, Арефьева.
– Спасибо. А можно буде…
– Нельзя, Арефьева. Забудь все, что видела, – сказал диспетчер и замолчал.
Теперь у меня есть хобби.
Я надеваю длинное белое платье, которое собственноручно сшила из кухонной кружевной занавески. Подпоясываюсь голубой лентой, надеваю пуховик и иду в лифт. Там я прыгаю до опупения, надеясь, что лифт застрянет и снова раздастся недовольный голос диспетчера. И я опять попрошусь на бал.
Мне туда очень надо. Там гусар в курточке с золотыми шнурами. С глазами, как трусы Женьки Артамоновой.
Он протянет мне банку горошка и скажет:
– Мне кажется, это ваше.
А я засмеюсь легко и звонко и отвечу:
– Да у меня еще одна есть.
И стану махать руками у него перед лицом, чтоб он заметил, что у меня нет обручального кольца. Он внимательный, он заметит.
Мне бы только попасть в этот лифтовой список.
На базаре
Вчера зачем-то понесло меня на рынок. Захотелось свеженького, сала там или меда, носков хотя бы. А то у меня к концу зимы от носков одни дырки остаются вечно.
Гляжу, у одного ржавого ларька чего-то дают. Небольшая такая тихая очередь, в конце дядька с испуганными глазами стоит.
У меня нюх на приключения, в левом ухе кто-то так тоненько-тоненько заныл: «Не ходи туда, Зоя Владимировна, не надо тебе туда ходить! Могут ножки оторвать прям под корень».
Ну, я сразу стойку охотничью и сделала.
Главная там, значит, тетка какая-то крошечная, мне примерно по пупок. В ширину такая же, так что, если тетка ляжет на бок, мало что изменится. Удобная со всех сторон. На пояснице у тетки собачья шаль повышенной косматости, на башке малиновая чалма и валенки. Валенки, правда, на ногах, но все равно очень красиво. А еще красивая тетка курила, да так, что мимо пролетающие воробьи немножко даже падали на снег и там лапками дрыгали.
Через три секунды я уже пристроилась за мужиком с испуганными глазами.
– А что дают? – шепчу ему в ухо.
А мужик за сердце схватился и свалился рядом с воробьями.
– Ох уж эти мне интроверты. Значит, что-то нужное дают. Надо брать, – рассудительно подумала я и стала ждать своей очереди.
Очередь двигалась быстро. Невозможной красоты тетка совала руку в коробку, что-то оттуда выуживала, быстро паковала это в газетный кулек, протягивала людям. Люди хватали, говорили «Спасибо!» и убегали.
– Не кончилось?! – уточнила я, когда тетка наконец стала выдыхать дым мне в коленку. – А то на мне всегда все кончается.
– Не кончилось, – ответила тетка невозможной красоты.
– А что даете хоть?
– А что тебе надо? – строго спросила тетка
– Мне бы бессмертия надо или носки новые. Или мед. Или сало. Но я готова взять то, что у вас в коробке.
– Тебе топотуна, шуршашку или пылееда?
– Видите ли, я в первый раз. Не разбираюсь.
– Чтоб за пятки кусал и шуршал, чтоб пыль ел или чтоб ночью топал громко?
– Давайте, кто пыль ест, – оживилась я. – А то я пылесосить не люблю.
– У тебя бардак дома? – строго спросила тетка.
– Художественный беспорядок, – обиделась я.
– Не, не дам тогда. Он у тебя нажрется чего попало и будет животом страдать. А то и помрет, они нежные очень, пылееды эти. Не дам.
– Хорошо. Дайте топотуна. Или шуршашку. А знаете, обоих давайте.
Тетка не глядя залезла рукой в коробку, поймала кого-то, сунула в кулек из газеты, аккуратно завернула края и протянула мне.