Шрифт:
И слишком опасаясь оплошать,
Я штору запахнул рукою смелой,
И снова завалился на кровать.
Забудем мы когда-нибудь едва ли,
Как грели нас стихом небес скрижали,
Как снегом восьмистишья ниспадали,
Как эхом нараспев звенели дали,
Как сердцем продолженья строчек ждали,
Предчувствуя, что мы обречены,
Грустить потом в плену у тишины.
Своим причудам следуя,
В часы после обеда я
Идею исповедую,
Раскручивая нить.
Что жизнь не есть сокровище,
Что жить совсем не стояще,
И непонятно – что еще
Нас может удивить.
Ведь лишь одно мгновение,
И всех нас ждет забвение,
И удовлетворение
Не в том, чтоб слезы лить.
Аллюрами ли, рысями,
Иль голубиной почтой,
Несется ко мне истина,
Опаздывать не хочет.
Незваная пророчица
Сомненьем слепо жалит,
Но мне, боюсь, захочется,
Познать её едва ли.
А вот и он – причал, земля,
Но мы не сходим с корабля.
И все осколки фонаря
На пирсе догорают зря
И что за гавань – неизвестно.
И что там будет за народ.
Нам хорошо в каюте тесной
Переплывать из года в год.
Куда в воскресный день с сестрой моей
Сегодня мы отправимся – не знаю.
Я больше не хочу идти в музей,
Свою сестру я слезно заклинаю.
Сестра моя, ты – жизнь, а я ничто,
Усталый желторотый пересмешник,
Пригодный, разве, к цирку Шапито,
И то – с большой натяжкою, конечно.
А если так, то что есть этот мир?
Триумф природы или блеф на блюде?
Не плачь, моё сокровище, dormir,
А то ещё кого-нибудь разбудим.
Как японец Мандельштама на турецкий
Переводит, проникая в мысли глубь,
Так и ты меня, родная, мировецки,
Обними, и поцелуй, и приголубь.
И тогда тебе поведаю по вере
С горькой нежностью склонив главу на грудь,
Что ни слезы, ни чернила в «Англетере»,
Не помогут нам проникнуть в жизни суть.
Что у нас хорошего?
Небосвода жесть.
Листопада крошево,
Трав пожухлых шерсть,
Дождь порой непрошенный,
Ранний вечер в шесть,
Скоро снег горошиной.
Вот и все, что есть.
Напишите мне стих обо мне,
Что я гибнут в любовном огне,
Что клонируй меня иль итожь,
Я по-прежнему юн и пригож
Что я весел другим не в пример,
Что я ем по утрам камамбер,
Что я пью вечерами Шабли,
Что мне деньги лопатой гребли.
Что вся жизнь оказалась фигня.
Потому закопайте меня
И день на исходе, и фокус нерезкий,
И ночь загустела вдали.
И флюгер на крыше застыл в арабеске,
Как ус Сальвадора Дали.
А ежели память полна постоянства,
То буду опять и опять
С особой остаточной долей гурманства
Я эти часы вспоминать.
Ах, голуба, судьбина моя,
Не бывать нам с тобой нуворишами,
Не познать красоту бытия
Ни в Неаполях, ни под Парижами.
Впрочем, слово совсем не о том,
Что мы что-то с тобою прошляпили.
Не в Париже, конечно, наш дом,
И тем более, что не в Неаполе.
Как улитке своя скорлупа,
Так родительский кров нам отечество
Только вертится: Je ne suis pas —
И в душе что-то мечется, мечется…
В нашу бучу нынче снизошёл
Августейший из закатов месяца,
Этой ночью будет хорошо
Водку пить или пойти повеситься.
Только темнота и тишина
Здесь не уподобится кладбищенской,