Шрифт:
Пименовна спешила домой.
— Ну, я побегу!
Входная дверь захлопнулась, щелкнул замок, а в комнате все еще продолжал журчать старческий голос, обвиняя и укоряя. Богдан Протасович закрыл глаза, но строгое лицо Пименовны не исчезло. Менялись только черты, по-иному складывались тени, становилась похожей на Прудникова или Кириллову. Они все т а к относятся к нему — лаборанты, вахтер, кастелянша, все, на чьих плечах держится филиал: заботятся, требуют и ждут чего-то решающего, важного для всех. Почему вокруг него всегда собираются добрые люди?
Дверь бесшумно растворилась, на пороге возник Василь Корж.
— Богдан Протасович, указанные вами подопытные забиты. Катафорез и анализы подтвердили сублетальное.
— Ну что ж, товарищ Василь, значит, Серафим Шевров прав!
— Слишком легко отступаете, профессор!
Вага открыл глаза — в комнате никого не было.
Три радиоприемника и телевизор наполняют двор шумом песен и плясок: звуковые потоки скрещиваются где-то вверху, образуя сводный оркестр. Богдан Протасович пытается мысленно отстроиться от всех каналов и программ, вообразить несуществующую тишину. Каким-то чудом удалось забыться. Голос диктора возвращает к действительности:
«…К услугам жителей новый пляж на новом море.
Новый трактор готов и проходит испытания.
Атеросклероз и кукурузное масло…»
И вдруг, сквозь грохот джазов, фортиссимо хора, лихой свистопляс пробивается знакомое имя:
«…Александр… Александр… Александр Петров… Инженер Александр Александрович Петров по возвращении с острова Свободы выступил в клубе строителей…»
Богдан Протасович придвигается к окну, напряженно прислушивается:
«…Товарищ Петров, — продолжает диктор, — поделился со своими земляками впечатлениями…»
Александр вернулся! Сашко здесь, дома…
Богдан Протасович окликнул Пименовну:
— Александр Александрович не заходил? Пименовна, Сашко не заходил? Не звонил?
И прежде чем Пименовна собралась с ответом, схватил телефонную трубку, набрал знакомый номер. И уже набирая номер, вспомнил, что завтра воскресенье, можно провести денек вместе. Ему слышался уже спокойный, уверенный басок Сашка. Слышалось дружеское слово…
С Александром Петровым они сдружились на войне. Два санитарных эшелона встретились на полустанке. Налетели стервятники, разбомбили полустанок. Из двух эшелонов едва собрали вагон раненых. Потом долгие месяцы в госпитале, на соседних койках…
В телефонной трубке слабенький, срывающийся детский голос:
— Он молчит! Вам кого? Я слушаю…
— Пусти, Ленка. Дай сюда трубку! Алло, я у телефона, — голос уверенный, переливчатый и, наконец, третий — целая эстафета:
— Вам, наверно, Александра Александровича? Папы нет дома. Выехал в район. Это вы, Богдан Протасович? Папа скоро вернется. Непременно приходите к нам. Мы все будем очень рады!..
Все! Сколько их там всех собралось сейчас у телефона? Которая первой взяла трубку? Неужели та, что возили в колясочке?
Они не отпустили Богдана Протасовича от телефона, пока не заручились обещанием непременно приехать.
Богдан Протасович положил трубку. И хотя Сашко был поблизости, рукой подать, — Богдану Протасовичу представилось, что они не свидятся. Одолевали его порой подобные непростительные состояния.
Продолжение весьма краткого жизнеописания Татьяны Чаплыгиной
Вчера встретила инженера Петрова, друга Богдана Протасовича. Созерцал собственный проект, выставленный в клубе. Должно быть, удивительное чувство — видеть воочию творение своих рук!
Недавно Серафим Серафимович Шевров рассказывал, что Петрова «шибко прорабатывали». Петров консультировал в общественном порядке строительство образцово-показательного детдома. Серафим Серафимович выразился по этому поводу так: «Законсультировал». Рекомендовал избрать для строительства верхнюю площадку, растянул подъездные пути и тем самым удорожил строительство.
— Мы боремся за экономию, а вы дорогу вверх вытянули. Надавили своим авторитетом…
— Считаю, что один дом экономичнее, чем два! — угрюмо отбивался Петров и сослался на отметки 1822 года, когда льды из устья двинулись вверх по течению, — строитель обязан помнить, видеть и предвидеть.
Серафим Серафимович уверял, что с Петрова еще спросят, Серафим Серафимович очень любит, когда с кого-нибудь спрашивают, кого-либо прорабатывают… Шевров убежден, что это укрепляет. Однако сам он не любит укрепляться.
Итак, мне предстоит самое трудное: рапортовать грозному шефу Надежде Сергеевне о своем поступке. Она ни за что не простит самоуправства и ячества. Ну что ж, голубушка-свет Татьяна Дементьевна, пожалуйте на огонь критики и самокритики!
А все равно земля вертится и польза людям будет!