Шрифт:
Они вошли в кибитку. Там было всё необходимое для приличной жизни. Посуда, немного одежды, постели с подушками и коврами.
– Вот уж не ожидал такой благодати для раба, – продолжал удивляться Тимошка.
Как и ожидали отец с дочкой в посёлке тут же люди стали проявлять признаки отчуждённости и даже презрения к новым рабам хозяина. Все знали, что тот уже готовился перейти в лучший из миров, но теперь эти надежды откладывались. Особенно возмущалась жена хозяина Давах. Все сплетни шли от неё. Она только и мечтала, как её сынок Бабуш станет главой рода и всего богатства. И попытка Насти подлечить старого Матвея оказалась не ко двору.
– Начнут плести разные сети, – жаловалась Настя. – А мы ничего почти не знаем из их обычаев, и обязательно попадём в ловушку. Боязно мне, тятя!
– Пустое, дочка! Сплетни завсегда будоражили людей. Так интереснее жить. А мы как раз очень подходим для этого. Тут есть какая-то тайна, а это всегда привлекает разных проходимцев и любителей почесать языки. Как там хозяин?
– Говорит, что лучше. Даже повеселел вчера. Я его полечила малость. Даже после волнения с женой быстро успокоился. У него печень и сердце плохие. Старые.
– Что ты хочешь? Ему, почитай, за семьдесят, наверное.
– Я не спрашивала. Очень доволен был, тятя. Может, так нас отблагодарил?
– Лучше бы он как-то иначе это сделал, Настя. А ты куда смотрела?
– Он предложил мне что-то да я отказалась. Вот так и получилось. Что мне теперь делать? Тятя! Ещё кто-нибудь прибьёт тут тихонько.
– Хорошо бы иметь кинжал хоть. Всё отбиться можно. Да рабу не положено. Ты бы не могла в другой раз попросить Матвея сделать такое? Да и тебе не мешает иметь оружие. Хоть какое. На всяк случай. Мало ли что.
– Попали мы, тятя. Меня даже в дрожь бросило. Боюсь я.
А слухи один страшнее другого помаленьку обрастали всё новыми небылицами. Наши бедные рабы не обращали на всё это внимания, и это сильно раздражало окружающих.
– Может, испросить помощи у Матвея? – неуверенно спросил Тимошка. – У него ещё достаточно власти для смягчения нашего положения.
– Попробую, – нехотя согласилась Настя. – Как он меня позовёт, я и попытаюсь.
Уже перед вечером слуга, что с мрачным видом, молча махнул рукой, зовя следовать за собой. Настя глянула на отца. Тот кивнул, отпуская.
– Настенька, дочка, опять хворь на меня навалилась. Можешь помочь?
– Ой! Конечно, господин! Если получится. А может и не получиться.
– Это почему же? – с неудовольствием проговорил Матвей.
– У меня настроение плохое. А это может помешать мне в лечении. Дело ведь тонкое, нежное. Но я с радостью попробую.
– А что за причина? – насторожился старик.
– Не хотела бы говорить, господин. Можете расстроиться. А так тоже плохо.
– Ладно, не говори. Потом поведаешь старику. В боку болит так противно, тяжко!
– Повернитесь малость и думайте только о хорошем, приятном.
Охая и ворча, старик повернулся. Настя положила ладошку на больное место и ощутила лёгкое покалывание в ней. Прислушалась и погладила место. Губы сами зашептали что-то, чего она сама не разбирала. Так продолжалось с четверть часа.
Отняв ладошку и сделав странные движения ею в воздухе, стряхнула её и спросила с беспокойством:
– Ну как, господин? Прошло или нет?
Старик прислушался и с повеселевшей улыбкой на морщинистом лице, ответил:
– Помогло, дочка! Почти не чувствую. Вот молодец! Спасибо тебе, милая моя!
Он даже сел и попробовал встать. Настя помогла ему. Вместе вышли за порог. Он сел на скамейку и вдруг спросил, пытливо глянув на девчонку:
– А теперь говори, что тебя беспокоит. Ты обещала, а я вижу, что ты обеспокоена. Обещаю помочь. Ну же!
Настя помялась и наконец молвила вроде бы с сожалением:
– После того, как мы с тятей переселились в новую кибитку, к нам стали относится всё хуже и хуже. Я боюсь, что мы с тятей можем пострадать. Люди так против нас настроены, господин. И ваша жена особенно, – рискнула дополнить она.
– Вот стерва! – Матвей крутанул головой. Кругом было пусто. – Ладно, девка! Я постараюсь вам помочь. Дало, конечно, трудное, но то моя обязанность. Иди и ни о чём не беспокойся. Я постараюсь всё утрясти. Особенно с супругой!
Настя поклонилась и ушла, понимая, что и так слишком сильно обнаглела. Хорошо, что кругом никого поблизости не было. Однако, любопытные глаза наверняка уже засекли её разговор с Матвеем. Или Матиром, как на местный лад его здесь звали.
По прошествии нескольких дней Тимофей улыбнулся дочке, вернувшейся к вечеру в кибитку. Та вопросительно взглянула на отца.