Когда он выдыхался ругаясь на меня я говорила ему, – Прошка, ну что ты все время сердишься? – Ведь втроем нам веселее жить и интересней.

– Что ж тут веселого, – сразу огрызался он, – пришла тут ученица непонятная и еще меня же жизни учишь. – Сама сначала чему ни будь научись, а потом меня наставляй.

Но постепенно Прошка привык ко мне и стал мне постоянно помогать. Подполье под домом было глубокое и темное, крышка тяжелая, а главное я боялась туда лазать, да еще и с керосиновой лампой в руках. А в подполе хранились почти все наши продукты и лазать туда надо было часто. Прошка всегда все доставал быстро что мне нужно было. И видел он хорошо и без лампы и знал где что лежит, он много чего делал по дому нам в помощь. Когда мы не успевали, он и дом убирал и печь к нашему приходу растапливал, даже несколько раз еду готовил. Приятно, когда мы с Любавой вечером уставшие и замерзшие возвращались домой, а в нем тепло и чисто. Прошка домовой был первый мой знакомец из нечисти и я приняла его так, как будто знала всю жизнь, не боялась его с первого дня. Только было любопытно, где ж он прячется, когда не хочет попадаться на глаза. Он был забавным и общительным любил с нами чаевничать по вечерам. И мне часто, когда я не могла уснуть рассказывал сказки усаживаясь в кресло рядом с кроватью. Сказки, наверное, были интересными, но я всегда почему – то засыпала не дослушав их и до половины.

Любава сразу стала относилась ко мне как к дочери, а мне не избалованной вниманием сначала было очень это непривычно, но и приятно тоже. И свои чувства я не могла показывать, не привыкла и очень стеснялась. И я очень долго боялась привязаться к Любаве, и она это понимая не торопила меня. Главное она была всегда рада мне, и я это чувствовала. Меня ведь ни мать, ни бабушка никогда не обнимали, ни целовали, и я от любых прикосновений к себе непроизвольно дергалась. Не потому что мне это было неприятно, скорее непривычно. Любава постоянно мимоходом гладила меня или прижимала целуя в макушку или щечку, и я сразу терялась, дергалась, краснела. Сделать что-то подобное в ответ мне казалось немыслимым. Любава понимала мое состояние и вроде как не замечала моей дикости, не читала нотаций и ни чего от меня не требовала взамен, и я потихоньку привыкала понимая так живут во всех семьях и в этом нет ничего плохого. Она постоянно говорила со мной и мне нравилось слушать ее напевную речь. Любава всегда была доброжелательна и приветлива. И, ей нравилось возиться со мной и одевать, заплетать мне волосы по утрам, хотя я всегда это делала сама, но она улыбаясь забирала у меня расческу и говорила.

– Я тебя так красиво заплету, умею то я вся – ко разно косы плести и волосы у тебя лучше всех будут. – Столько отваров знаю для красоты и все их на тебе испробую.

Тоже самое было с одеждой, Любава шила хорошо и быстро. И пересмотрев мои вещи она буквально за пару вечеров перешила свои вещи на меня чтоб мне было в них удобно. Я пыталась отказаться, но Любава спокойно сказала.

– Елена, тебе нужно многое из одежды пока я не могу тебе все это купить, позже съезжу в Моршу и наберу вещей твоего размера, а пока походишь в этом, что я сшила, вещи красивые и удобные. – А из своего ты уже давно выросла, да и прости милая, все твои вещи совсем уж заношенные, а девочка должна быть не только аккуратной, но и красивой. – И ты для меня не Золушка, чтоб в обносках ходить.

И правда вещей у меня почти не было, Любава почти ничего не стала брать из бабушкиного дома, только верхняя одежда и спортивный старенький костюм в котором я пришла. В рюкзаке с которым я сюда пришла была только смена белья и ночная теплая сорочка. Любава в первые же дни перешила на меня и уменьшила пару своих блузок и брюк. При нашем образе жизни брюки были необходимостью, я и раньше то, больше любила ходить в спортивном костюме, но в селе это не одобрялось. Женских брюк в селе не продавалось только джинсы, но бабушка все равно бы не могла мне их купить, таких денег у нее не было. Такую одежду как у Любавы я и в селе ни у кого до этого не видела, все вещи простые вроде бы, но даже я понимала они очень дорогие. Любава с тоской смотрела на мои боты в которых я пришла и через пару дней принесла от кого – то в деревеньке новые кроссовки, тоже явно купленные не в сельском магазине.

– Походи пока в них Елена, они единственные подошли тебе по размеру, я их у соседей взяла они у них не последние, не переживай. – Вот скоро дорога просохнет и сразу съезжу в город, а то не дело это что тебе толком переодеться не во что.

Работы у нас было много, но вся она была мне знакома. На мне, как и раньше была влажная уборка в доме, мытье посуды. Вернее, я и раньше носила воду, но из колонки и своей бани у нас с бабушкой не было мылись мы у соседей и я им только помогала. Дом был огромен, но мебели в нем немного, и я очень быстро ежедневно протирала везде пыль, а для воды стояла бочка у двери вот я ее и наливала каждое утро полной. В бане в крышу был вдет бак с лейкой и наливать бак надо было часто. Почти через день таскала в бак воду ведрами из колодца, а входило в него много, точно больше десяти больших ведер. Баню топили по субботам, а ополаскивались под душем каждый день. Вода в баке еще толком не прогревалась и была прохладной, но хоть не ледяной как в колодце. Каждый день вечером я ныряла под душ сжавшись в комочек, но быстро привыкла и уже не боялась холодной воды. Зато и чувствовать стала себя намного лучше, бодрее, а иначе как, – вся основная работа с ранней весны в деревне на улице. К вечеру мы с Любавой были уже грязными, а вечером в дом приятно было заходить чистыми и свежими. Баня была просторная с большим предбанником. В бане каждый день мы помывшись сами заодно на руках простирывали повседневную одежду и мыли грязную обувь.

Потихоньку я втягивалась в новую для меня жизнь, хотя сначала было очень тяжело, большой дом и хлопот больше и все своими руками. Столько я никогда не ходила ногами как здесь, а от тяжелых ведер с водой долго ныли руки и плечи. Колодец был мне непривычен, у бабушки в деревне я таскала воду с колонки и это было проще. Здесь у Любавы я даже не считала сколько раз в день я крутила ручку колодца наполняя и поднимая ведро. А еще ведро нужно перелить в другое и отнести или в баню, или в дом. Все хозяйственные постройки были за чертой Чудной деревеньки и курятник Любавы тоже. Но там она хозяйничала сама, с вечера она запаривала и оставляла на печке чугунок с зерном. Утром с чугунком она уходила в курятник и занималась курами и собирала яйца. Только полностью сошел снег и зазеленела трава мы стали ходить к лесу на холмы, собирать травы.

– Потом далеко ходить будем, – говорила Любава, – а пока все необходимое здесь рядом растет, да и тебе нужно научиться еще по лесу ходить и знать, как брать травы правильно. – Сбор растений – это тоже наука сложная.

А пока собирали травы рядом с деревенькой. Еще мы попутно собирали хворост, любые сухие ветки что нам попадались мы собирали и увязывали. За лето его тоже надо было насобирать столько, чтобы хватило на всю зиму отапливать печи, а у нас их вон сколько. Две печки в доме, еще в бане и гостевом домике. У курей и то небольшая печурка, так что дрова мы собирали постоянно. Утром мы вставали очень рано и завтракали не торопясь. Любава уходила кормила курей, я быстро протирала полы и таскала воду. Затем мы, взяв с собой холщевые само шитые рюкзачки в них клали несколько тряпиц чистых и веревочки перевязывать пучки, уходили на сбор трав и корений. Мы поднимались на опушку, и Любава показав на какой ни будь кустик подробно мне объясняла, как это растение называется и как его взять, от каких болезней использовать можно. Одних корней лопуха апрельского мы каждый день приносили огромными связками. Вроде совсем простое растение сорняк, а идет во многие настойки, объясняла Любава. Пока его выкопаешь, умаешься, корень растет глубоко. А еще корень лопуха очень хрупкий чуть поленишься плохо его подкопаешь, надавишь, он тут же ломается и теряет свою ценность. А от молодой жгучей крапивы не спасали даже плотные рукавицы, она жалила очень больно – жгуче, как бы аккуратно я ее не собирала. Кроме трав собирали набухшие почки с деревьев,– ольха, сирень и липа к вечеру я их просто не различала и путалась. Путалась и от обилия названий деревьев и нескольких мешочках в которые все нужно было разложить правильно, казалось я это никогда не смогу все запомнить и освоить. Любава не ругалась заметив, что я устала тихонько переключала меня на другую работу, обычно на сбор хвороста, здесь особого внимания и ловкости не требовалось. Любава строго следила, куда и что я ложу, постоянно напоминая названия, но пока в моей голове была каша и я помогала на подхвате. Травы, собранные нами за день мы перебирали в небольшом домике за баней, тут же их и развешивали на веревки, натянутые под потолком. Домик был, что-то вроде летней кухни, сруб собран из бревен с парой небольших окон в нем маленькая печь, что б в холодные дни можно было подтапливать комнату, стол и умывальник. Большая часть комнаты была завалена соломой.

Любава усаживала меня рядом перебирать травы успевала и следить за мной и рассказывать. – Здесь летом живут те, кто лечиться приходит. – На сено кину матрацы и ночевать здесь хорошо, легко дышится. – А, травы как подсохнут, и мы здесь же их переработаем, вот этот пучок Елена перевязывай да вон туда вешай. – Летом травы накошу и свежее сено постелем, а пока и это хорошо.

Там же в гостевом домике мы и обедали, чтоб в дом днем грязь не тащить, а потом работа в саду – огороде. Огородик у Любавы был небольшой в основном с лечебными травами,– базилик и шалфей, череда и эхинацея и еще множество других, которые я пока еще не знала, но сорняков на грядках не было. Каждый день мы выщипывали и рыхлили землю между растениями, чистота и порядок на грядах всегда были идеальными.