Шрифт:
— Еще купи косу.
Р. Г.: — Зачем?
В. Ю.: — Скосишь траву.
Р. Г.: — Хорошо.
В. К.: — Потом купи козу.
Р. Г.: — А козу зачем?
В. Ю.: — Скошенную траву будет кушать. А Валя будет ее доить. На завтрак у тебя будет молоко. — Подумал и добавил: — Если останется время, убьешь рыжего.
Р. Г.: — Кота, что ли?
В. Ю.: — Зачем кота? Соседа!
Причем оба невозмутимы, как будто все всерьез.
Роман Григорьевич был большой шутник и мечтатель. Он мечтал работать в кино. На заре своей юности даже подвизался у Параджанова.
Кинематографистом он не стал. Его мечту осуществил сын — Григорий Беленький, оператор-постановщик фильмов «Будьте моим мужем», «Человек с Бульвара капуцинов», телесериала «Леди Бомж» и «Леди Босс» и многих других.
ПРОВОКАЦИЯ
Не существовало в мире серьезных ученых, жизнь которых была бы усеяна розами. Путь эволюции науки — это рождение новых идей и их развитие. Научные идеи в момент их возникновения и первого озвучивания, как правило, вызывают неприятие. Этот психологический барьер преодолевается учеными с трудом или остается непреодолимым при жизни (примеров этому немало, вспомним хотя бы геометрию Лобачевского). Причина не только в ретроградстве ученых или консерватизме мышления, но и в том, что сама наука живет по своим внутренним чаконам развития. Если в литературе или искусстве каждый шедевр («Сикстинская мадонна» Микеланджело или «Война и мир» Льва Толстого) является непревзойденным, то в науке каждое достижение становится основой, платформой для новых открытий и достижений. Мели построить графики в системе координат достижений и времени, то получим следующую картину: в первом случае кривая будет иметь пики взлета, подниматься и опускаться, а во втором — от одного открытия до другого — двигаться но параболе вверх до бесконечности. Каждая идея, теория живы, пока не опровергнуты или не перекрыты новыми, выросшими из предыдущих. Поэтому существует как бы внутреннее сопротивление научных представлений — новому. ')то выражается в жестокой борьбе идей, и это нормальное явление. Даже выскочивший, по легенде, нагишом из ванны Архимед с воплем «Эврика!» не сразу был понят. А Ньютон был известен современникам отнюдь не краеугольной формулой ускорения (история с «упавшим яблоком»), которая долго замалчивалась.
Но борьба идей выражается по-разному, иногда в виде мордобоя, например в Государственной Думе, чему мы были свидетелями, иногда в низменных конфликтах, замешанных на зависти.
Курляндский считал, что борьба научных идей должна нестись в корректной, академической форме.
Это была его позиция.
Так считал он. Но не другие.
Как показало время, теоретические основы ортопедической стоматологии, заложенные В. Ю. Курляндским, живы до сих пор, охватывают основные направления науки, развиваются и сегодня.
Он создал многое. Много не успел. Перед смертью он работал над несколькими научными трудами. Кроме того, ему очень мешали. Например, он боролся против употребления в протезировании стали, вредной для здоровья и разработал специальные сплавы, которые заменили бы сталь.
Десять лет он старался внедрить эти сплавы. И десять лет один провинциальный профессор писал во все инстанции отрицательные отзывы.
Известный ученый-стоматолог не был допущен редактором журнала, профессором Васильевым, на страницы профессионального журнала. Курляндский переживал эту несправедливость, но однажды сказал:
— Возможно, Васильев подтолкнул к написанию книг: так как я не мог публиковать статьи, пришлось писать книги.
Но этого противникам Курляндского было мало.
Из статьи Вадима Николаевича Копейкина («Школа Курляндского»): «Как всегда, вспомним историю, нашлись завистники и противники, которые ополчились не только на новое учение и новые направления, ничего взамен не предлагая, но и ополчились против него самого».
Была организована и проведена масштабная акция по уничтожению Курляндского как ученого и как личности. Вдохновители и организаторы акции нашлись в самом институте.
Вот как это было.
В Омске проходил очередной съезд стоматологов. В день открытия, когда делегаты стали заполнять зал заседания, на каждом кресле они обнаружили экземпляр газеты «Советская Россия» с фельетоном. В этом фельетоне говорилось, что профессор Курляндский использовал книгу Л. Шаргородского, что у своего аспиранта Доронина и зубного техника Айфеля украл идею моделирования процессов сопротивления костных тканей на моделях из эпоксидных смол и моделирования зубов из гипса.
Попасть в фельетон в советское время означало: быть уволенным с работы, исключенным из партии и всячески осуждаемым на всех собраниях, во всех отчетах.
Можно себе представить, скольких нервов, здоровья стоила эта гнусность. Место было выбрано подходящее — съезд, время — день открытия, и каждый делегат «облагодетельствован» номером газеты.
Естественно, в институте создали комиссию, собрали партийное собрание, осудили и постановили…
Два часа сидели в скверике на площади Моссовета под сенью сурового всадника Долгорукого Председатель Госплана Николай Константинович Байбаков и профессор Курляндский и думали извечную русскую думу: «Что делать?» Байбаков, хорошо знавший, как умело интриги плетут «наверху», сказал: «Надо каяться!» Но дух борьбы был свойственен Курляндскому. Это была не первая несправедливость, с которой ему приходилось сталкиваться. И он решил не сдаваться.
История первая — с Шаргородским. В институте на кафедре ортопедической стоматологии преподавал Лев Шаргородский. Курляндский ему очень симпатизировал и ценил как специалиста, но считал, что для того чтобы преподавать студентам, надо иметь научное звание. Лев Шаргородский писать не умел. Курляндский помогал ему написать диссертацию, а для скорости дал свои книги и учебник, предварительно отметин карандашом куски, которые надо было использовать. Шаргородский их аккуратно переписал, использовал иллюстрации, защитил диссертацию под руководством Курляндского, а (ютом диссертацию издал отдельной книгой, не удосужившись переработать переписанные куски и заимствованные иллюстрации. Потом были переизданы труды Курляндского.