— Тебе ведь завтра на работу. Ты поедешь домой? — спросила она.

— Нет. Я отпросился. Я останусь.

Девушка в ответ лишь кивнула и, подождав, пока он разложит диван и разберет постель, сбросила куртку, джинсы и свитер и забралась под одеяло.

Дорош, кажется, еще пил чай на кухне, ходил на улицу, потом еще сидел у телевизора, убрав шум до минимума. Злата лежала, свернувшись калачиком и натянув одеяло до подбородка, беззвучно плакала.

Уж неизвестно, о чем думал Дорош и чего ждал, но, когда он, наконец, погасив везде свет, осторожно лег на край дивана, девушка по прежнему не спала. Стоило закрыть глаза и… Несколько бесконечно долгих минут они так и лежали, не шелохнувшись. Потом мужчина повернулся на бок и притянул девушку к себе. Злата уткнулась лицом в его грудь и, обвив его руками, теснее прижалась к нему. Дорош гладил ее по спине и волосам, целовал ушко и ямочку на щеке, пока она не уснула, обмякнув в его руках.

Утром, когда Виталя проснулся, ее рядом не было. Он даже не слышал, как она встала. Потянувшись в постели, он приподнял голову и выглянул в дверной проем. На кухне горел свет. Мужчина полежал немного, в мыслях вернувшись к печальным событиям вчерашнего вечера, а потом откинул одеяло и встал с постели.

Злата сидела за столом и, склонив голову, считала и раскладывала по стопкам деньги. Она была так поглощена своим занятием и своими мыслями, что даже не услышала его шагов. Остановившись в дверном проеме, он оперся о косяк и стал смотреть на нее: лицо бледное, под глазами темные круги, волосы собраны в пучок на макушке и черная ажурная косынка повязана вокруг головы. Свитер на ней тоже был черный, и это придавало всему ее облику еще более мрачный и печальный вид.

Все утро, чувствуя, как горе и тяжесть утраты тяжелым камнем давят на грудь, Злате хотелось плакать, но она приказала себе успокоиться и собраться. Теперь уже слезами горю не поможешь и Маринку не вернешь. Но она может и должна сделать все, чтобы проводить подружку в последний путь по-людски. Пусть жизнь ее была поганой, а смерть бессмысленной и несвоевременной, но похоронить ее достойно она просто обязана.

— Доброе утро! — нарушил он молчание, заходя в комнату в усаживаясь за стол, как раз напротив.

— Доброе, — отозвалась она, поднимая глаза.

— Что ты делаешь?

— Да вот пересчитываю свои денежные запасы, — она устало потерла воспаленные глаза и встала из-за стола.

На плите в кастрюльке что-то варилось и закипал чайник.

— Будешь чай? — обернулась она.

Дорош кивнул.

— Я здесь еще и овсянку готовлю. Машку надо покормить. Может, тебе яичницу пожарить к ней?

— Пожарь! — согласился он. — И себе пожарь.

— Баба Маня и Тимофеевна приходили с утра. Принесли пару литров самогонки, кое-что из еды и немного денег. Говорят, все в Горновке чем-нибудь помогут. Слушай, как думаешь ее сегодня отдадут из морга? — спросила она, и голос ее дрогнул.

— Злата, я сейчас позвоню участковому. Мы с ним дружим и с ним поедем в морг. Наверное, мы сможем ее сегодня привезти. Все расходы за услуги морга гроб и одежду для Маринки я беру на себя. А ты собери 6абуль и сходи к Максимовне, пусть завтра готовятся к похоронам. Я позвоню тебе, если нам отдадут тело, и привезу его сюда. Да еще я возьму немного денег, а ты напиши что нужно из продуктов. Я постараюсь купить.

— Спасибо! — только и сказала девушка.

Полянская не ожидала от Дороша подобного, а он, наверное, как и она сама, чувствовал себя виноватым в том, что произошло. Девушка приготовила завтрак и покормила мужчину и Машку, которая тоже проснулась. Сама же она едва смогла проглотить пару ложек овсянки, запив ее кофе. Она отдала Дорошу почти все деньги, которые у нее были, составила список продуктов и попросила купить от себя две белые хризантемы.

Дорош уехал, а Злата вымыла Машку, одела ее и отправилась вместе с ней к бабе Арише. Там уже были Маськи и баба Валя Приехала и дочка бабы Ариши. Крови на кухне уже не было, пол и стены были тщательно вымыты, но Злата все равно не могла отвести взгляд оттого места, где вчера лежала Маринка.

Девушка посидела немного с ними, обсудив предстоящие похороны, а потом попросила собрать кое-что из Машкиных вещей и поспешила покинуть этот дом.

Маринку Дорош привез ближе к вечеру. Весь день он звоню Злате, держа ее в курсе событий, и девушка могла ориентироваться на месте. Наверное, постарались баба Маня и Тимофеевна, но все в деревне, кто хотел помочь с похоронами, шли непосредственно к Злате и несли все, чем могли помочь. Баба Рая Голубиха принесла тонкие восковые свечи, маленькую иконку, какую-то бумажку, которую обязательно кладут в гроб, бутылку водки и пару десятков яиц. Руденко принесли разных солений и мясо, баба Надя тоже принесла бутылку водки, колбасу и белое покрывало из гипюра. Баба Нина Луговская, ближайшая соседка Златы, вообще весь день сновала туда и обратно, что-то неся и желая помочь.

Не покидая своего дома, Злата фактически занималась организацией похорон, ни на мгновение не забывая о ребенке, который ковылял за ней по дому и тянул к ней ручки. Полянская перестирала ее одежку, покормила в обед и, уложив спать, долго сидела рядом, глядя на подрагивающие во сне реснички девочки.

А потом привезли Маринку, и нужно было идти к Максимовне. Но когда Дорош вошел в дом и сказал об этом, девушка вдруг поняла, что выдержка и мужество изменяют ей.

— Тебе необязательно туда идти, — осторожно заметил мужчина, видя, как изменилась она в лице, а в глазах отразилась паника. — Ты и так много сделала для них, теперь пусть они уж сами.

— Нет-нет! Надо идти! Только я сейчас посижу немножко и пойдем! Хочешь, я тебя покормлю?

— Давай-ка, золотая моя, я сам тебя покормлю и себя тоже! Я так думаю, за весь день ты так ничего и не съела…

Мужчина решительно пошел на кухню и стал хозяйничать у плиты, а Злата так и осталась сидеть. Из столовой приковыляла Машка и попросилась к ней на руки. Девушка посадила ее на колени и, обхватив руками худенькое тельце, коснулась губами мягких светлых локонов.

— Виталя, — обратилась к мужчине Злата. — Я, знаешь, о чем думаю…