Они вместе приготовили завтрак и поели. Потом перешли в столовую и устроились на диване. Дорош включил телевизор, а Злата улеглась ему на колени. Конечно, лежать просто так она не могла, и очень скоро мужчина уже не мог сосредоточиться на голубом экране. Они перебрались в спальню и покинули ее нескоро. Потом мужчина принес дров в дом и растопил грубку. Доев остатки завтрака, они сделали себе чай и уселись на пол у открытой дверцы.

За окном алел закат. В доме сгущались сиреневые сумерки. Часы на стене мерно отсчитывали секунды. Огонь трещал в грубке, играя причудливыми бликами на стенах. Они не торопились зажигать в столовой свет. Сидели, обнявшись, и молчали, завороженно глядя на огонь. Быстро бежали минуты, и Злата понимала: Виталя скоро засобирается домой, а она будет улыбаться, провожая его до дверей, и прилагать огромные усилия, чтобы сдержать слезы.

Когда хлопнула входная дверь, девушка вздрогнула и повернулась к нему. Мужчина криво улыбнулся:

— Наверняка твоя подружка! — сказал он.

Злата поднялась на ноги, чувствуя, как сердце тревожно колотится в груди. Дверь открылась как раз в тот момент, когда девушка щелкнула включатель. На пороге возникла баба Валя. Верхней одежды на ней не было, впрочем, как и обуви. Платок сбился где-то на затылке, поэтому седые волосы торчали в разные стороны. Морщинистое лицо, белое, как мел, исказилось, став страшным. Она открывала рот, пытаясь что-то сказать, но слова не шли с языка, а в мутных, слезящихся глазах был ужас.

Злата издала слабый вскрик и отступила назад, наткнувшись на Дороша. Она обернулась и подняла к нему огромные глаза с расширенными от страха зрачками. Ей не нужны были слова, она и так поняла, что случилось что-то страшное. Она предчувствовала беду, когда узнала о возвращении Сашки, когда заглядывала к ним в окно.

— Златулечка… — только и смогла вымолвить баба Валя и стала оседать на пол.

Мужчина метнулся к ней и в последний момент успел подхватить, не дав повалиться на пол.

— Баба Валя, что случилось? — стал допытываться он.

Злата метнулась в прихожую, сунула ноги в кроссовки, сорвала с вешалки куртку и бросилась к дверям.

— Злата, стой! — закричал вслед Дорош, но девушка даже не обернулась.

Она неслась по улице, как угорелая, цеплялась за шнурки которые даже не удосужилась завязать, падала, поднималась и бежала снова, не чувствуя боли в ободранных до крови ладошках. Сердце билось где-то в горле и, кажется, вот-вот готово было остановиться, но и на это Злата тоже не обращала внимания. Случилось что-то страшное, но, возможно, она еще сможет помочь…

У калитки, заслышав страшные причитания бабы Ариши, девушка чуть приостановилась, чувствуя, как леденеет кровь в жилах. Все мужество и силы разом испарились, и она вдруг почувствовала, как ее начинает трясти. Закусив губу, она толкнула калитку и вошла во двор.

Баба Ариша, обхватив голову руками и заходясь в страшных рыданиях ковыляла куда-то в огород. В доме в истошном крике заходилась Машка.

Полянская едва преодолела расстояние от калитки до шатких ступеней, поднялась по ним и вошла в сенцы. Спертый запах мочи, псины, перегара и нечистот ударил в лицо, но к нему примешивался и другой запах, определить который девушка сразу не смогла. На подгибающихся ногах она дошла до дверей, трясущимися руками потянулась к клямке и распахнула дверь.

То, что предстало перед ней, вряд ли потом она сможет когда-нибудь забыть. Кровью, вот чем пахло в сенцах. Грязный пол на кухне был залит кровью, кровь была и на стенах, и на мебели, а посреди комнаты лежала Маринка. Ее рыжие волосы были пропитаны кровью. Лицо, белое и неподвижное, походило на маску. Один глаз заплыл свежим кровоподтеком, а другой, не мигая, смотрел в пространство. Она лежала, как-то странно скрючившись, прижимая руку к животу, только голова, как будто сама по себе, безжизненно была откинута назад.

Как будто в страшном, нереальном сне Злата опустилась на корточки и потянулась к Маринкиной руке. Внезапно она уловила какой-то шорох, да так и замерла. Подняв голову, девушка наткнулась на обезумевший, затравленный взгляд Сашкиных глаз.

Съежившись, он жался к печке и, не сводя глаз с неподвижного тела Маринки, наверное, точно так же, как и Злата, не мог поверить, что она мертва. Рядом с ним валялся кухонный нож измазанный кровью.

— Я… я не хотел… ее убивать… — дрожа и заикаясь, промямлил он, встретившись взглядом с ней. — Она сама виновата… Я вошел… а она… трахается с Вовкой… Я хотел ее проучить… А она…

Злата так и не решилась коснуться Маринки. Поднеся руку к горлу, она как будто пыталась сдержать рвущийся из груди крик ужаса, горя и боли. Дрожа всем телом, она едва поднялась на ноги и, повернувшись, бросилась к дверям. Ее так и подмывало, схватившись за голову, бежать отсюда без оглядки! С глухим криком она почти упала в объятия Дороша, который, оказывается, уже был здесь, и заплакала. Мужчина крепко прижал ее к себе, не давая упасть, и прижался щекой к ее макушке.

— Почему… ну почему ты не пошел к ним… — причитала девушка, захлебываясь горем. — Ну почему… Ведь я говорила… Я просила тебя… Я знала… И баба Ариша говорила… Если бы ты только пошел, она была бы жива! Маринка! Ой, Маринка! Как же теперь…