Когда шок уступает место рациональности, для всех подданых становится очевидно, что перемены нужны. Даже дворянский совет, то, что от него осталось после удаления подобно опухоли, радикальных оппозиционеров, призывающих к смене правителя, приходит единогласно к такому выводу.

И вот тогда-то создание нового парламента становится словно посланной свыше маной небесной.

Императора чтят как благодетеля и прогрессивного правителя, служащего своим подданым честно и справедливо. Несмотря на ограничение абсолютизма, авторитет монархии в сердцах людей переживает свое возрождение. Страх – лучшее орудие управления. Наглядный пример соседей стал весьма показательным для подданых нашей империи.

Все только начинается, теперь активные общественные деятели из разных слоев общества заявляют журналистам о своем намерении вступить депутатские ряды, хотя о том, каким образом будет проходить отбор пока что неизвестно.

А что точно знают все, так то, что отныне Имперское Собрание – всесословный законодательный орган. За императором сохраняется вето, но и его можно преодолеть при прочих условиях.

Это лишь начало. Закрепление равного по весу за всеми парламентариями права голоса и его свобода всего лишь маленький кирпич в построении нового общества. Партии, профсоюзы…все это еще впереди, но уже ближе, чем раньше. Их становится возможным разглядеть на горизонте.

Заслуги в этих реформах Рейнарда Эккарта остаются неизвестны широкой публике.

Но мой супруг вовсе не унывает. Говорит, что у него осталось больше времени, чтобы проводить его с семьей, а остальное не важно. В отличии от меня, стать членом нового парламента он не стремится. Правда, свое намерение уйти в политику вслух я еще не озвучивала.

– И тебе не обидно, что героем оказался император Доминик? Ты носился как белка в колесе, а он пожинает все лавры! Как-то нечестно. И вообще, дяде светит виселица, но ведь и его величество хотел от нас избавится, и все равно отделался простыми устными извинениями! – Эдвард отшвыривает прочь газету с очередной статьей Лавинии, чествующей императора, новатора и творца прогрессивного вектора развития государства и общества, и сверкает зеленью глаз в сторону старшего брата, заботливо разрезающего на маленькие кусочки стейк для Сабрины.

– Глупо пытаться отомстить императору. Главное, что не случилось того, что уже не исправить. И знаешь, из уст императора признание своих ошибок дорогого стоит. Я благодарен, что все вы целы, остальное неважно. Больше мести я ценю стабильность и безопасность, ибо мне есть кого защищать, и есть что терять. Мстят те, кто уже потерял самое дорогое. Кушай овощи тоже! – Рей ставит тарелку перед Риной и притворяется строгим, произнося последнюю фразу.

Я улыбаюсь.

Его величество Доминик после окончательного утверждения законопроекта перед его принятием, принес Рею извинения. Лично и без свидетелей, но это уже значит многое. А еще пообещал достойное наказание для дядюшки Гордона.

Императора можно понять, но простить лично я не в силах. Его стиль моему мировоззрению не соответствует совсем. Но я прекрасно понимаю, что нам с Домиником тягаться нет смысла. Мы ему не соперники, это раз, и два, сеять новую смуту себе дороже.

Думаю, что Рейнард разделяет эти мысли. Мы не знаем, насколько в делишках Гордона Эккарта было умысла самого его величества, и вряд ли когда-нибудь узнаем.

Доминик не торопится признавать Сабрину принцессой, сейчас дело может подождать ее совершеннолетия, и тогда девочка сама решит, принять ли наследие от покойной матери. Это будет только ее выбором. А до тех пор, чем меньше людей об этом знает, тем лучше.

Ребенку в животе Ингрид ничто не угрожает. Положение императрицы стало невозможно скрывать, дворец объявил новость всего-то неделю назад. На фоне политических сводок они стали поистине добрыми вестями.

Народ теперь считает дни до рождения наследника, и это лучший счетчик, который только могли придумать газеты. Уж точно лучше отсчета дней до нашего с Реем развода, без улыбки не вспомнить этой провокации от газетчиков.

Шарлотта ушла тихо, ни с кем не прощаясь и не оставив и следа своего пребывания, что уж говорить о том, куда она могла отправиться. Даже догадок не выстроишь. Исчезла так же неожиданно, как и появилась. Буду надеяться, что ее ждет лучшее и светлое будущее, такое, какое она сама захочет построить.

Вопреки ожиданиям, меня спокойная жизнь так и не настигла. Она, конечно, преследовала, замаячив на горизонте с разрешением большинства наших проблем, но я оказалась быстрее. Нет, а вы что думали? Нужно готовиться к избранию в Имперское Собрание, невозможно же допустить, чтобы там заседало чинно поголовье чопорных мужчин?

Однозначно нет!

Да и на мне одной свет клином не сошелся. Единственная среди депутатов женщина вряд ли получит весомую поддержку.

А вот несколько дам – другой уже разговор. Есть на примете такие. Жозефина неплохо бы смотрелась в комитете по защите природных ресурсов, допустим. Лавиния Ромфилд, если захочет оставить свой вестник, со своими выдающимися способностями и острым языком вообще нигде не пропадет. Да и те дамы из кружка императрицы, серые кардиналы, оставили о себе вполне приятное первое впечатление.

Я не одна. И не стоит мне принимать на себя роль первопроходчицы. Нас больше, чем может показаться. И теперь мы тоже имеем право голоса, право быть услышанными.

Кто сказал, что здешние женщины должны дома сидеть да детей рожать? Человек вообще-то существо многозадачное. А мамы так и подавно, везде поспевают. Она и уроки проверит, и на заседании парламента выскажется, так-то!

– О чем ты там раздумываешь? Знаю я это выражение лица. Мне начинать бояться? – смеется надо мной Рейнард во время очередного нашего свидания.