Шрифт:
В Геленджике шхуна была арестована. Началось расследование.
Часть оружия, к сожалению, со шхуны все же успели свезти. В пользу этого говорила пустая часть кормового трюма шхуны и изменение ее осадки, что указывало на недавнее пребывание значительного груза на борту судна. О наличии огромного объема военной контрабанды говорил и допрос команды и шкипера «Виксена», в показаниях которых было немало подозрительных противоречий. Кроме этого, Белл был пойман с поличным, когда занимался свозом на берег оружия.
В декабре 1836 года факт военной контрабанды подтвердила и английская пресса. Так как судно было захвачено стоящим на якоре во время разгрузки, то на основании положения 1832 года оно было объявлено русскими властями призом. Шкипер Белл был арестован при каюте.
После окончания расследования «Виксен» с русской командой под охраной «Аякса» был направлен в Севастополь, но из-за шторма судно вынуждено зашло в Феодосию. Прибыв туда, Белл нашел возможность передать письмо английскому консулу в Одессе Джону Эмсу. В письме он излагал свой протест против задержания и просьбу о покровительстве.
Уже через несколько дней французский консул в Одессе Ксавье Оммер де Гель так докладывал о случившемся в Париж: «Вот факт, а вот вызванные им предположения: некоторые лица даже из высших кругов общества предполагают, что захваченное у берегов Черкесии судно было умышленно туда направлено лордом Понсонби, а следовательно, и английским правительством, с целью решительно и остро поставить вопрос о блокаде и пересмотреть его. Верить этому дает повод выбранное англичанином место побережья для выгрузки своих товаров, потому что как раз между Суджук-Кале и Геленджиком находились военные суда, ускользнуть от которых не было никакой возможности». Французский дипломат не знал, что накануне газета «Монинг хроникэл» опубликовала следующее сообщение, полученное от собственного корреспондента из турецкой столицы: «Шхуна «Виксен»… отплыла из Константинополя с инструкцией прорвать… блокаду, установленную Россией у берегов Черкесии… Груз судна состоит, главным образом, из пороха – статьи, запрещенной русским тарифом, но именно поэтому и тем более (этот факт) высоко оценивается, с точки зрения решительного характера экспедиции, так как это дает возможность испытать законность (установленной) блокады… Прошло лишь два года с тех пор, как мистер Дэвид Уркварт, в то время еще пионер этого дела, стремившийся использовать все средства, которые бы могли способствовать его успеху, пренебрегая всеми трудностями и подвергая себя серьезному риску, проник внутрь интересующей его страны. С тех пор он убежден, что эффективное сопротивление России нужно оказывать именно здесь». Данная информация была отправлена журналистом этой газеты Джоном Лонгвортом, арестованным вместе с командой шхуны на «Виксене». Британский посол в России лорд Дархем (не втянутый в интригу Уркварта) поначалу был удовлетворен разъяснениями по делу «Виксена», однако российского министра Карла Нессельроде предупредил:
– Английский народ ничего не понимает в иностранных делах, но запредельно ревнив к чести своего флага. Поэтому достаточно одной метко кинутой спички, чтобы вызвать пожар!
Именно такую спичку и выбросил на страницы британских газет Уркварт:
– Я раздую инцидент с «Виксеном» до небывалых размеров, после чего кабинет министров будет просто обязан вступить в серьезный конфликт с Россией.
Европейское общество извещалось, что гордые кавказские горцы хотят создать некую демократическую Черкесию, а злобный русский царь строит им козни, для чего пригнал на Кавказ миллион своих солдат.
После этого занервничал уже смертельно страдающий от туберкулеза султан Махмуд II.
Чрезвычайный посланник в Турции Бутенев успокаивал турок: «Нелепость этих выдумок и затей – очевидна, и как только они будут обнаружены, их подвергнут осмеянию. Ни одно правительство, как бы оно ни было дурно расположено к России, не посмеет признаться в этом и покровительствовать подобным выходкам, понимая всю их бесплодность против могущественной России. Они, скорее всего, являются делом лиц, ослепленных беспокойными страстями и больше всего абсолютным незнанием действительного положения дел. Авторитет России не будет поколеблен, ей нечего бояться. Можно будет пожалеть только тех безумных спекулянтов, которые предпримут посылку оружия, военного снаряжения и других контрабандных товаров на берега Абхазии и Черкесии. Они потеряют свои капиталы, их суда будут конфискованы со всей строгостью законов о контрабанде и о нарушении санитарных установлений».
Нашего посла в Лондоне Карла Поццо ди Борго вызвали в министерство иностранных дел. Генри Пальмерстон заявил ему:
– Должен официально предупредить вашего царя, что, если «Виксен» будет конфискован вместе с грузом, Англия выступит с официальным протестом, который будет иметь серьезные последствия.
– Ваш протест встретит категорический отказ императора, который не отступит ни пред какими последствиями, вызванными случившимся актом правосудия! – ответил посол.
22 февраля 1837 года российским посольствам и миссиям в Европе было предписано иметь в виду, что Россия не допустит, чтобы ее территориальные права, основанные на трактатах, заключенных с Турцией, были обсуждаемы некой третьей державой, которая в них не участвовала. Под «третьей державой» недвусмысленно подразумевалась Англия.
Разъяснения были даны и британскому послу в Петербурге лорду Дархему, который заявил, что удовлетворен. Но не посол принимал решения.
Как и было обещано, злосчастный «Виксен» был конфискован и передан в состав Черноморского флота, став 10-пушечной шхуной «Суджук-Кале». Что касается шкипера Белла и его команды, то их отправили в Одессу, откуда они убыли в Англию с попутным судном.
Вслед за этим, как и рассчитывал Уркварт, последовало резкое ухудшение русско-британских отношений. Пальмерстон был по-прежнему непреклонен.
– Я категорически отказываюсь принять ваши объяснения, – заявил он при очередной встрече с графом Поццо ди Борго. – И вообще позиция Англии такова, что Россия не имеет никаких прав на Кавказ!
– Вы отказываете России в ее завоеваниях? – округлил брови посол.
– Я лишь констатирую сегодняшнюю позицию Англии! – ответил Пальмерстон.
– За сегодняшним днем придет следующий, и что будет тогда, знает лишь Господь!
У Пальмерстона слова с делами не расходились, и вскоре оппозиционные тори поставили в парламенте вопрос о международном статусе Черкесии, не признавая за Турцией права уступать территорию, никогда ей не принадлежавшую, России, а за Россией – право ею владеть.