— Мы с товарищем Полуниным по поручению наркомата внешней торговли, а заодно выполняли функцию дипкурьеров, — сообщил Смолянинов.

— И на сколько дней у вас командировка? — поинтересовался я.

— Командировка на месяц, но начальник сказал, что вы можете ее продлить. Еще — мы готовы выполнить какое-нибудь поручение торгпредства, если понадобится.

— Вашу командировку я продлить не смогу, но если понадобится, то отправлю от своего имени телеграмму в Москву, чтобы ваш наркомат ее продлил. Вас я озадачу каким-нибудь делом. Должны же вы оправдывать свое присутствие, верно? А сейчас я вас познакомлю…

Я вышел в коридор, оставив свою дверь открытой (товарищам я доверяю, но…) и постучал в дверь секретариата, а вышедшей на стук бывшей подпольщице сказал:

— Светлана Николаевна, приехали люди, которым будет интересно узнать о человеке в странных штанах. Все адреса, прочее. И их самих тоже пристройте на какой-нибудь наш адрес…

— Я поняла, — тихонько отозвалась Светлана Николаевна, делая вид, что ей все равно. Но глазенки-то уже загорелись, словно у кошки, вышедшей на охоту. Не зря же она пасла Савинкова, отслеживая его явки.

Еще разок кивнув товарищам, позавидовал им. Вот, люди станут настоящим делом заниматься, а мне тут в кабинете сидеть, штаны протирать.

Глава 10

Серебряная ложечка

Истинно — зверь выходит на ловца. Позвонил граф Игнатьев и предложил встретиться с экс-послом Временного правительства. Дескать — Маклаков очень хочется встретиться, да и мне полезно познакомиться. А встреча будет приватной, журналистам о ней знать не обязательно.

— Олег Васильевич, только не вступайте с Маклаковым в разговоры о праве, — предупредил меня граф, встречая на входе. — Как только начнете — заговорит до смерти.

Я кивнул. Точно, вот о чем я не собирался разговаривать, так это о праве. История права мне когда-то нравилась, а вот теория всегда казалась чем-то зубодробительным.

К сожалению, уйти в разговоре от темы права не удалось и мне пришлось помалкивать и слушать.

Василий Александрович Маклаков напоминал мне моего институтского друга из моей реальности. Товарищ стал доктором наук, профессором, а еще сделал успешную административную карьеру — стал заведующим кафедрой и проректором.Теперь он поглядывает на бывших однокурсников немного свысока и не говорит — а вещает! Вот, разве что ко мне относится как к ровне, но я-то особый случай.

Маклаков вспоминал свое адвокатское прошлое, рассуждая о том, что при защите своего клиента он прекрасно осознавал, что, защищая право, он не обязан защищать правду, а для настоящего защитника нет понятия «было или не было», а существует только «доказано или не доказано». Как я полагаю, Маклаков подводил некую базу к тому, что советское правосудие часто не имеет доказательной базы, опираясь только на «классовое чутье».

Я с ним не спорил. Вначале нужно гражданскую войну закончить (не объявить о том, что она закончена, а реально закончить) а уже потом вырабатывать законодательную основу.

Нет смысла говорить, что мы боремся с нарушением законности, что наказываем тех, кто подменяет нормы, установленные государством, собственным «видением» ситуации, что нашему правосудию — а главное, людям, что это правосудие осуществляет, требуется время. И по поводу тех, кто лишен права голоса я тоже спорить не буду, хотя Маклаков уже несколько раз прошелся по «недемократическим методам голосования».

— Скажите, а разве нормально, если государство себя позиционирует как демократическое и социальное, лишает избирательных прав своих собственных граждан? Вы же в Конституции заявляете, что ставите своей целью устранение деления общества на классы? И, вместе с тем, вы ставите рабочих и крестьян в привилегированное положение? Разве это не формирование нового, элитарного класса?

Я не мог вспомнить, где же в Конституции восемнадцатого года мы себя позиционируем как «демократическое и социальное» государство? Если Маклаков начнет со мной дискуссию по форме параграфов, а не по сути — я проиграю. Но все-таки не выдержал.

— Не забывайте, в каких условиях создавалась Конституция, — сказал я. — И в нашей Конституции закреплено, что существует переходный период. Вы упомянули, что целью нового государства является уничтожение классов, но там еще стоит задача беспощадного подавления эксплуататоров.

— Вот! — вскинулся Маклаков. — Подавление эксплуататоров! Да вы занимаетесь тем, что уничтожаете своих противников. Да что там — вы уничтожаете свой народ! Вы развязали террор в стране.

— Подождите, — удивился я. — Уничтожать свой народ начали не мы, а те, кто развязал абсолютно ненужную войну. А потом, уже при вашей, «временной» власти, призыв и дальше убивать друг друга? А разве генерал Корнилов не производил расстрелы? Между тем, Временное правительство отменило смертную казнь. А что творили чехи? А Каледин, начавший свою деятельность с расстрелов красногвардейцев? А те руководители белого движения, которых вы поддерживали — Колчак, Врангель? Разве они не расстреливали? Красный террор — лишь ответ на белый террор.