– И тебя устраивают эти...
– поморщился он.
– Проститутки?

– Чем они хуже?
– ответил я, по-удобнее устраиваясь в кресле.
– При моей продолжительности жизни, серьезные отношения - это больно.

– А у тебя серьезные отношения были?
– заинтересовался он.

– Были, - вздохнул я.
– Как не быть?

– Расскажешь?
– с интересом уставился на меня Эрик. Вопросы взаимоотношения полов его очень даже интересовали, как и любого нормального половозрелого парня восемнадцати лет. И, даже не столько физиологическая сторона (специализированной медицинской литературы по теме я ему еще в пятнадцать подкинул достаточно, чтобы представление о вопросе иметь. Особенно об опасностях и нежелательных последствиях беспечности. Да и Германия была под боком с ее активно развивающейся с подачи еще Гитлера индустрией порно. Несколько фильмов я ему на кинопроекторе показывал. С подробными медицинскими коментариями процесса и пояснениями некоторых нюансов с использованием случаев из обширной собственной практики, происходящего на экране, пользуясь указкой для обозначения описываемых зон и мест. Надеюсь вопросов, как я их достал, не возникнет? Учитывая мою всегдашнюю связь с криминалитетом), сколько эмоциональная. Конечно романы он о любви читал, да и личный опыт переживаний по поводу одной симпатичной девочки в параллельном классе имел. Но послушать историю об "этом" из уст "старшего брата", обычно бесчувственного и циничного, хотелось.

– Давно это было, - еще раз вздохнул я. Воспоминания эти до сих пор причиняли боль, хоть и утекло с той поры воды мнооого. А все равно.
– В Сиаме еще. Я там Муай Боран обучался у одного Мастера. На боях выступал. За деньги. И как-то сумма у меня на руках оказалась большая, - деньги, правда, были в тот раз не со ставок. Я тогда одну пиратскую шайку ограбил. Удачливую. Так что баблище у меня и впрямь карман жгло. Но я и так-то рассказчик хреновый, а уж такие подробности и тем более в свое повествование я вставлять не стал. Незачем.
– И пошел я в бардак подороже. Там как раз девственность нескольких рабынь на торг выставляли. Вот я и купил себе первую ночь одной из них.

– Как это? Рабыня? Бардак? Девственность на торг?
– понимаю, для него все это дико звучит. Он же в конце концов из цивилизованной Германии родом. Пусть и застал расцвет фашизма, но был слишком мал, чтобы понимать и видеть такие вещи.

– В Азии того времени рабство было обычным делом. Как и в Европе с Америкой, впрочем, - пояснил я.
– Бардаком бордель иногда называют. Красивых рабынь выкупали бардаки. И там ночь с девственницей стоит на порядок дороже, чем с обычной шлюхой. Вот и устраивают аукцион, кто больше заплатит.

– Дикость, - отвел от меня взгляд Эрик. Я лишь пожал плечами. Какие времена, такие и нравы.

– Это была европейка. Блондинка. Французская виконтесса. Аннита д' Жерден. Со взятого пиратами на абордаж корабля. Я купил сначала ее первую ночь. Потом взыграло собственническое желание владеть ей единолично. Да и деньги были. Я купил ее совсем. Она оставалась жить там же, в бардаке, но клиентом у нее был только я. Как-то так, - я замолчал.

– А что было дальше?
– поторопил меня Эрик.

– Привязался я к ней. Вот что было дальше, - вздохнул я тяжело. Взял со столика стакан сока (чтобы не подавать плохого примера Эрику, я исключил любой алкоголь из своего употребления. Причем не только, когда был дома, но и когда уезжал куда либо. Мне-то от этой отравы ни холодно, ни жарко. А вот у него организм молодой, растущий, исцеляющего фактора не имеет) и отпил из него.
– Даже думал бросить все и отвезти ее во Францию, домой к родителям...

– И что случилось?

– Не повез. Она за пару лет тот бардак полностью под себя подмяла. Стала там сперва "мамкой", а после владелицей. На тех, кто на нее наезжал, она меня натравливала.

– Что значит "натравливала"?
– удивился Эрик.
– Ты же не собака.

– Женщины...
– невесело улыбнулся я.
– Все мы для них, словно собачонки, когда они становятся дороги. А уж меня в то время натравить было проще простого. И так, кидался по малейшему поводу. Только цель укажи.

– Вот как, - задумался Эрик.
– Не замечал за тобой особой вспыльчивости или агрессивности.

– Семьдесят лет в монастыре. Научился с собой справляться. Хоть и не до конца.

– Семьдесят лет?
– уставился на меня он.
– Давно хотел спросить, но как-то к слову не приходилось. А сколько тебе вообще лет, Вик?

– Сколько?
– задумался я.
– Сейчас 1947. Я родился где-то в 1762-ом. Получается сто восемьдесят пять лет.

– А с Аннитой ты когда встретился?
– уже начал подозревать, в чем подвох, Эрик.

– Где-то в 1787-ом, кажется.

Он вообще умный парень. Догадался, что произошло с Аннитой. Не сложно было догадаться, что обычный человек сто восемьдесят лет не проживет. Не стал задавать лишних вопросов и бередить душу.

– Аннита виконтесса д'Жерден. Я во Франции, когда в Сорбонне учился, по архивам порылся. Нет во Франции такой фамилии. И не было никогда. Никакая она была не виконтесса. Просто девчонка, желавшая казаться значимее, чем есть. Такие вот дела, - помолчав немного, добавил я.

* * *

глава 24

Выбор перед Эриком стоял трудный. Но он его все же сделал. И выбрал он Сорбонну. Что ж, Франция, так Франция.

Домик в Швейцарии мы продавать не стали. Сдали его в аренду соседям. Те обещали там устроить маленький семейный отель - городок то курортный. Деньги за аренду по договору должны будут отправляться на безличный счет в одном из местных банков.

В тот же банк мы с Эриком, на его уже имя перетаскали пару тонн добытого им золота и столько же серебра.