Шрифт:
Встав на ноги, я с улыбкой помахал рукой. Нет, не «давай к нам», а здороваясь — таких аксакалов маханиями звать воспитание не позволяет.
Василий Макарович улыбнулся в ответ и пошел к нам. Сделав вежливый шаг на встречу, я пожал огромную лапищу:
— Безумно рад с вами познакомиться, Василий Макарович.
Шукшин отвесил Вилочке комплимент, Тане, Наде и Феде сунул по нашедшейся в кармане пиджака карамельке, пожал руки поэтам, и мы уселись обратно на забор.
— Как ваше кино про Разина, Василий Макарович? — спросил я.
— Удачно встретились, мне как раз товарищи тебе звонить насоветовали, — улыбнулся он, сдвинув кепочку на затылок. — В Сибири снимать собирался, но там инфраструктура… — развел руками. — Может у тебя, на Дальнем Востоке?
— Природа похожа! — с улыбкой кивнул я. — Приезжайте, конечно, поможем всем, чем можем.
В моей реальности кино про Стеньку «зарубили», велев концентрироваться на Советской действительности. В итоге у товарища Шукшина обострилась язва. «Печки-Лавочки» и «Калину красную» он, конечно, после этого снял, но длительности жизни перенесенный стресс не добавил. В этой версии страны историческое кино про всех подряд подмахивают образцово-показательно, в рамках борьбы с политической шизофренией. Кстати…
— Извините, если не в свое дело лезу, но как ваше здоровье?
— Боишься помру у тебя там в тайге? — хохотнул он.
— И тиграм амурским поперек горла встанете, — хохотнув, кивнул я.
— А они и так вымирающий вид, — усилил Вознесенский.
Посмеялись, и Шукшин ответил классическим:
— Не дождетесь!
Не будет подробностей, но у меня они и так есть, из папочек: язву ему в Кремлевке прооперировали. Сверху — правильная диета, отказ от алкоголя — это он сам, давно в завязке — и комплекс лекарств во главе с Омепрозолом. Выглядит товарищ Шукшин замечательно — розовощек, бодр, и я питаю надежду, что хоронить его придется не в 74 году, а попозже.
— В цвете снимать будете? — спросил я.
— С цветом сложно, — поморщился он.
— Госкино жадничает, или вы сами не хотите?
— Да как сказать, — развел он руками. — С одной стороны хорошо бы в цвете было, вторая половина века как-никак заканчивается, но с другой — дефицит. Я-то и монохромное кино интересное сниму, а вот у кого руки кривые — тем цвет поможет.
Посмеялись. Не хочет Василий Макарович жаловаться, отшучивается.
— Историческое полотно на фоне красивой природы в цвете смотрелось бы лучше, — мечтательно вздохнул я. — У нас на складе пять с половиной километров без дела лежит — для себя брал, я же неуч, обсчитался сильно. Давайте вам отдам, а то мне совестно — дефицит же, чего добру пропадать?
— А у тебя же космическая фантастика планируется? — спросил он. — На нее поди и пяти километров не хватит.
— Космическую фантастику на новые камеры снимать буду, — развел я руками. — Эта пленка к ним не подходит.
— Что ж, если тебе не нужна, возьму, — решил Василий Макарович.
— У нас там Куросава кино снимал, домой монтировать уехал, а декорации и матчасть остались, — продолжил я. — Тоже жаба душит, если не брезгуете, посмотрите, пожалуйста, может вам что-нибудь пригодится?
— Посмотрю, — пообещал Шукшин. — Рачительный ты, Сергей, это хорошо.
— Спасибо, ваша похвала очень много для меня значит, — улыбнулся я.
С прошлой жизни творческое наследие Василия Макаровича люблю, поэтому очень приятно.
Мужик с красной повязкой на руке дал отмашку, мы подхватили агитматериалы и встали в очередь на вход на Красную помощь.
— На трибуну Мавзолея выходят члены Политбюро и Главный секретарь ЦК КПСС Юрий Владимирович Андропов, — полилась из громкоговорителей трансляция. — Слово берет Юрий Владимирович.
Со скрежетом оборудования «звуковая дорожка» переключилась на дедов микрофон:
— Здравствуйте, товарищи! От всей души поздравляем весь мировой пролетариат с Первомаем! Сегодняшний Первомай по праву можно назвать праздником великих трудовых побед. Твердой поступью шагает по планете пролетариат, грандиозными темпами растет экономика Советского Союза, растет уровень жизни наших граждан, а вслед за ней укрепляется оборонная мощь страны. Наш Первомай — праздник единства революционеров всего мира, праздник мира и сплочения всех миролюбивых сил планеты.
Очень хитро — и геополитической бицухой поиграл, и стремление к миру подчеркнул. Ох уж эти сигналы. Громкоговорители снова переключились, и диктор огласил начало шествий:
— На Красной Площади — колонна работников автомобильной промышленности…
Стоя у телефона в дед Пашином кабинете нашего семейного дома, я тщетно вцепился в заведомо отсутствующую надежду — я же знаю, что не ослышался, а Екатерина Алексеевна — не оговорилась.
— Виктория Викторовна ЧТО?!!