А Гирпи, оказывается, рос себе, подрастал круглым сиротой: ни кола ни двора у него, где ночь застанет — там и дом. Люди его жалели. Кто кусок лепешки даст, кто кукурузными галушками накормит, а кто просто приласкает. Так и вырос — удалец удальцом! Когда же вырос, приютила его в своей сакле бедная старушка вдова. Or нее Гирпи узнал, как погибли его отец с матерью, и дал клятву поквитаться с князем.

— Так! — сказал князь, услышав от княгини новость. — Теперь злодей у нас в руках!

Позвал к себе управляющего и отдал приказ найти Гирпи.

На все чердаки поднимался управляющий. Во все подвалы спускался… Ходил по аулу, будто сетью покрытый, весь в паутине. Только Гирпи нигде не было!

Князь тем временем тоже даром не сидел. Каждый день велел седлать скакуна — Гирпи за аулом искал.

Вот едет как-то князь берегом реки и опять слышит знакомый голос:

Это пел Гирпи, и стоял он открыто на высоком камне у входа в пещеру. Князь выхватил пистолет, пришпорил коня и поскакал к нему. А Гирпи набросил на голову свою дырявую черкеску, замахал рукавами да как гикнул:

— Го-го-го!

Княжеская лошадь испугалась, закусила удила и понесла… Сбросила она князя под обрыв у речки и ускакала в аул. Увидел Гирпи, что князь без памяти, пистолет с него снял и пояс с кинжалом снял — все на себя надел. Теперь Гирпи с оружием!

А лошадь, вся в мыле, прискакала на княжеский двор без седока. Княгиня подмяла тревогу. Кинулись князя искать. Нашли, привезли в аул и стали отовсюду лекарей созывать.

Один лекарь сказал, что у князя печенка оторвалась.

Другой — что сердце с места сдвинулось.

Облепили князя пластырями и разъехались по домам.

Наутро князь пришел в себя и велел позвать управляющего.

— Сын Дадамыжа, — сказал князь, — живет в пещере у речки. Я его сам видел. Схвати его и приведи ко мне. Да положи мне под подушку мой пистолет.

— А где он, твой пистолет? — спросила княгиня. — Тебя вчера привезли без пояса и без оружия.

Как услышал князь о таком своем позоре, только и сказал:

— Это он, сын Дадамыжа! — и опять впал в беспамятство.

Вот еще три дня прошло, а может, и меньше, кто знает! Пробрался Гирпи ночью на княжескую конюшню, обрезал у любимого княжеского скакуна хвост и на коновязи повесил.

Утром прибежала к князю княгиня. Не терпелось ей новость сообщить:

— Ночью у твоего коня кто-то хвост обрезал и на коновязи повесил!

— Ой, горе мне! Умираю! — только и вымолвил князь и снова впал в беспамятство.

Но Гирпи князю покоя не давал. В ту же ночь он поджег княжеский дом. Согнал управляющий людей пожар тушить. А они как тушили? А так: если ветер тихо дул, они огонь раздували, ветру помогали. Сгорело дотла все княжеское богатство. Самого князя с княгиней еле успели спасти Тут не выдержало у князя сердце, разорвалось.

А что же дальше было?

А дальше вот что. Управляющий — старый волк — убежал куда-то.

Княгиня, словно рыба на песке, без ничего осталась.

А Гирпи разделил табуны князя и отары его овец между всеми крестьянами аула.

— Берите, добрые люди! — сказал Гирпи. — Это ваш труд, вот он к вам и возвращается.

Так рассказывают старики о молодце Гирпи, сыне Дадамыжа.

У одного охотника был ослик. Ослик этот был большой лентяй и часто убегал от хозяина в поле, а то и в лес. И вот однажды в лесу напал на ослика волк. Совсем загонял волк бедного ослика. Почуял тот, что конец ему приходит, и выбежал на опушку. А на опушке охотник как раз выкопал глубокую яму — западню для диких зверей.

Ослик с перепугу перемахнул через яму, а волк на ходу перекувырнулся и свалился прямо в западню.

Ну, ослика, конечно, и след простыл, а волк воет, рычит, шерсть на себе от злости рвет. На ту пору скакал мимо маленький зайчонок. Учуял его волк и заскулил;

— Милый мой братик, какой ты пушистый, какой ты красивый! Ушки у тебя длинные, хвостик куцый — собаке не за что ухватиться. Передние ножки у тебя короткие — ты мастер скакать в гору. Задние ножки у тебя длинные — с горы ты сам собой катишься… Душа у тебя добрая, вытащи меня из ямы, ничего на свете для тебя не пожалею!

— Нет! — сказал зайчонок. — Нет, нет! Слово твое — дырявое сито! Никогда я тебе не поверю. Очень хорошо, что ты попал в яму. Сиди где сидишь!

И поскакал зайчонок своей дорогой.