Шрифт:
Спина Майлза напряглась: он сразу понял, что Оуэн спрашивает о его разбитом лице. Передернув плечами, он плеснул кипятка во вторую чашку.
— Так, по мелочи сцепились с каким-то парнем.
— Гаррет тоже?
Пауза.
— Угу.
В его словах было что-то не так. Оуэн чувствовал это, как чуют дождь кости стариков. Майлз врал, по каким-то своим, только ему известным причинам.
Прежде они не врали друг другу. По крайней мере, не в таких вещах.
Майлз поставил перед ним кружку. Кофе на вкус был таким же мерзким, как на запах, зато бодрил примерно как кусок свежего дерьма под нос спящему. Оуэн с трудом сделал глоток и поморщился.
— Зато потом хер уснешь, — ухмыльнулся Майлз.
Значит, он действительно не спит по ночам.
Верно разгадав вопрос во взгляде Оуэна, тот пояснил, снова дернув плечом:
— Знаешь, сколько читать приходится? Законы — это тебе не макроэкономика. Я дрыхну вечером часа по два или три, без снов совсем.
Оуэн понял: сейчас, или другого подходящего момента не будет. Он хлебнул ещё кофе, вновь с трудом проглотил горькую жижу.
— Посоветуешь, как спать без снов?
Тишина резанула по ушам. Отставив кружку, Майлз потер лицо ладонями.
— Аддералл.
«Брось, — возразил Оуэну внутренний голос. — Никто так и не признался, что видел ту индейскую девчонку, неужели ты думаешь, что Майлз вдруг тебе расскажет? Вы договорились не вспоминать об этом, и у вас даже получалось, но твоя психотравма всегда была с тобой. Отсюда и глюки: у тебя, у вас всех»
Ничего сверхъестественного, но что-то делать было нужно. Иначе его увезут в смирительной рубашке в психушку.
— Я вижу её, — пан или пропал. Оуэн отставил кружку. — Ту девчонку, которую мы…
— …убили, — закончил Майлз. — Я тоже её вижу.
Оуэн вздрогнул.
Помня реакцию Дилана и Гаррета, он предполагал, что Майлз тоже не захочет говорить о прошлом. Он бы и сам не захотел, если бы не весь трэш, что происходил у него в голове.
Просто хотелось поговорить об этом с кем-то. Не мог же он рассказать Белле? Оуэн даже не мог представить её реакцию. Не мог и не хотел думать, что она уйдет, сдаст его полиции, сдаст их всех — разве любой адекватный человек не поступил бы именно так? Оуэн и сам бы позвонил в полицию, если бы узнал о преступлении.
Только вот два года назад он так не поступил, потому что дело касалось не кого-то там, не какого-то человека, которого он даже не знал, а его самого и его друзей. Самых близких людей, с которыми он дружил, сколько себя помнил. Моральные принципы отправляются к черту, если полыхать начинает в непосредственной близости от твоей собственной задницы. Оуэн не гордился своим поступком, но теперь за него и расплачивался.
— Думал, у меня крыша поехала, — усмехнулся Майлз. — Сначала просто снилась. Я полагал, у меня просто стресс, запоздалые воспоминания. Я два года себя уговаривал, что она сама была виновата. Если бы согласилась сразу, ничего бы и не случилось. Но стресс это или нет, а я теперь её и наяву вижу. Если брошу аддералл — снова начнутся кошмары. Не брошу — двухчасового сна надолго не хватит. Я понятия не имею, что делать, а голову прятать в песок, как Гаррет, больше не хочу.
Оуэн прекрасно его понимал.
В то лето ему стоило огромных усилий затолкать воспоминания куда-то глубоко в недра собственной памяти, запереть их там на ключ и оставить. Ещё больших усилий стоило убедить себя, что они этого не хотели. Что всё случилось так, как случилось, лишь по трагическому совпадению. Индеанок в Солт-Лейк-Сити особенно и за людей не считали — это впитывалось с воздухом, с родительскими едва заметными брезгливыми взглядами, со школьными уроками истории, восхваляющими отцов-основателей и победы в войнах с «краснокожими». И с детской первобытной жестокостью, которая клеймила тех, кто отличался.
Оуэн думал, что и до сих пор не избавился от привычки «клеймить» других людей и подбирать себе круг общения из «подходящих». Зато научился это скрывать.
— Я говорил с Гарретом и Диланом. Оба отрицают, что происходит что-то странное. Дилан посоветовал мне валиум, — Оуэн хмыкнул. — Не очень-то он помогает.
Какого же Дьявола их так переклинило через два года? В какой момент психика решила, что с неё хватит, и залатывать дыры, делая вид, что в их прошлом не было гнили, она больше не может?