Однако крупного полевого сражения так и не произошло. Дофинисты собрали значительные силы. Современная оценка в 6.000 человек, вероятно, приблизительно верна. Граф Бьюкен вовремя собрал свои шотландские войска и западные контингенты в Жанвиле и двинулся к Галлардону, расположенному примерно в 50-и милях к югу от Мёлана. Там он остановился и стал ждать подхода Таннеги с контингентами из Берри и Орлеанне. Но Таннеги выступил с опозданием, а затем, добравшись до Жанвиля, резко отменил поход и распустил свою армию, так как у него закончились деньги, и нечем было заплатить своим людям. Первая часть субсидии, утвержденной Штатами в декабре, еще не поступила. В письме маршалу Севераку из Буржа Дофин сообщал, что все его финансовые чиновники покинули город, чтобы разыскивать средства в конторах сборщиков налогов по всей Франции. Таннеги получил часть средств, причитавшихся его войскам, и выделил еще больше из собственных ресурсов. Но к моменту прибытия в Жанвиль все эти средства были исчерпаны, а его люди, очевидно, отказались продолжать поход с пустыми кошельками. Оставшись в затруднительном положении, Бьюкен не имел другого выхода, кроме как отступить. Некоторые люди из гарнизона, находившегося на мосту Мёлана, поднялись на замковую башню, чтобы выкрикивать в пустоту оскорбления в адрес Дофина. Условия внутри замка быстро ухудшались. Февраль выдался на редкость холодным, с обильными снегопадами и самыми сильными за многие годы морозами. Защитники обнаружили, что склады почти пусты, а продовольствия почти не осталось. Сам Гарансьер уехал, оставив командование своему лейтенанту, который вскоре был убит пушечным ядром. Оставшиеся капитаны пришли к выводу, что положение безнадежно и 1 марта они капитулировали.

Для Дофина это было обидное и дорогостоящее поражение. Защитникам моста был дан всего один день, чтобы открыть ворота. Те из них, кто контролировал гарнизоны в других частях Франции, должны были согласиться на их капитуляцию. В их число входили крупные крепости Монлери, Маркусси и Этамп на Орлеанской дороге к югу от Парижа. Взамен герцог Бедфорд согласился "из чистой милости и в связи с Великим постом" пощадить их жизни. Но и в Великий пост милосердие Бедфорда имело свои пределы. Под амнистию не попали организаторы засады, первой ворвавшейся в башню, а также все находившиеся там артиллеристы. Об их судьбе ничего не известно, но, скорее всего, они были повешены. В Париже сообщение Бедфорда о капитуляции было вывешено в окнах дворца Сите. Столица ликовала [102] .

Первой задачей герцога Бедфорда, как только он получил контроль над государственным аппаратом, стало восстановление союзов, заключенных его братом, которые после смерти Генриха V уже нельзя было считать само собой разумеющимися. В долгосрочной перспективе ланкастерский режим во Франции не мог выжить без региональных союзников и не мог распространить свое влияние за пределы Луары без значительной потери главных сторонников Дофином. Важнейшими представителями власти были крупные территориальные феодалы, прежде всего герцоги Бургундский и Бретонский, а также другие местные властители, которые время от времени склонялись к мысли о том, чтобы бросить вызов англичанам: герцоги Орлеанские и Бурбонские с их крупными владениями в долине Луары, графы д'Арманьяк и де Фуа в Лангедоке.

Филипп Добрый был незаменимым, но весьма неудобным союзником. В 1422 г. ему исполнилось двадцать шесть лет. С семнадцати лет он участвовал в управлении владениями своего отца и уже имел немалый политический опыт, когда три года назад стал его преемником. Филипп был обычным, любящим удовольствия человеком, которому претили бюрократические детали управления. Но он унаследовал от отца и деда хорошо отлаженную государственную машину и прекрасно разбирался в выборе советников и министров для ее управления. Проницательный и осторожный, он, тем не менее, был абсолютно беспощаден в преследовании династических амбиций своего дома и вступил в союз с англичанами в результате убийства своего отца. Отомстить за него было делом личной и семейной чести. Личное отвращение к Карлу VII он сохранил на всю жизнь. По словам Оливье де ла Марша, придворного хрониста следующего поколения, который был пажом Филиппа, он никогда не питал особой любви к англичанам, но достаточно хорошо ладил с герцогом Бедфордом до последних лет жизни последнего. По словам Оливье, между ними была "необычайно непринужденная и добродушная дружба". Когда после смерти Генриха V события свели их вместе, они обнаружили, что могут откровенно разговаривать наедине, чего никогда не было во времена старшего брата Бедфорда. Однако Филипп осторожничал. Он никогда не был готов разорвать все контакты с двором Дофина. Уже через месяц после смерти Генриха V появились сообщения о предварительных переговорах между советниками двух принцев Валуа. В качестве посредника выступал герцог Савойский Амадей VIII, сыгравший столь заметную роль в мирных переговорах последних месяцев жизни Генриха V. Амадей, вечный миротворец, был человеком искренне благочестивым. Он был потрясен ожесточенностью войны между французскими принцами, все из которых были его родственниками. Примерно в октябре 1422 г. Филипп Добрый принял предложение о проведении мирной конференции под эгидой Амадея в декабре. Англичане, что примечательно, приглашены не были [103] .

Инициатива Амадея представляла реальную угрозу английским позициям во Франции, и значительная часть энергии герцога Бедфорда в последующие месяцы была направлена на ее срыв. Бедфорд планировал привязать Бургундский дом к английскому союзу с помощью пары политических браков. В 1420-х годах Филипп столкнулся с серьезной династической проблемой. У него не было братьев и наследников мужского пола. Его первая супруга, дочь Карла VI Мишель, умерла бездетной в возрасте двадцати девяти лет. Предполагаемыми наследницами были две его оставшиеся в живых сестры, Анна и Маргарита. Вся сложная конструкция Бургундской державы грозила распасться в случае смерти Филиппа. Уже через несколько недель после смерти Генриха V начались переговоры о браке между Бедфордом и Анной, которая являлась предполагаемой наследницей Артуа и бургундских владений в Пикардии. В то же время Филипп и Бедфорд возродили старый проект по выдаче Маргариты замуж за Артура, графа де Ришмон, и превращению ее в наследницу герцогства Бургундского.

Ришмону суждено было стать одной из главных фигур французской политики в течение последующих трех десятилетий. Он был амбициозным, но не богатым младшим братом Иоанна V, герцога Бретонского. К тридцати годам он приобрел во время гражданских войн репутацию одного из величайших французских полководцев своего времени. Правда, он не был выдающимся стратегом или тактиком на поле боя. Но, как и бретонский паладин Бертран дю Геклен, он был харизматической личностью, способной привлечь людей под свое знамя. Ришмон был взят в плен в битве при Азенкуре, а затем отпущен Генрихом V без выкупа в обмен на его оммаж, военную службу и влияние в Бретани. Генрих V возлагал на него большие надежды. Он пожаловал Ришмону замок и графство Иври в Нормандии и назначил его командующим важным юго-восточным сектором норманнской границы. Сестра Филиппа Доброго Маргарита была вдовой покойного Дофина Людовика Гиеньского, умершего в 1415 году. В настоящее время она жила на пенсию в замке Монбар в Бургундии. Маргарите не понравилась идея выйти замуж за некрасивого и почти безземельного солдата удачи и Филипп послал в Монбар нескольких своих главных советников, чтобы убедить ее. Брак, по их словам, имел огромное значение, ведь от него могла зависеть судьба всей семьи. Что касается Ришмона, то он, может быть был, и не ровня ей по происхождению, но он был "доблестным рыцарем, известным своей верностью, мудростью и доблестью, любимым людьми, с выдающейся свитой и, вероятно, займет высокое положение в королевстве" [104] .

Следующей частью дипломатического пазла Бедфорда стала Бретань, самый большой из фьефов Франции после самой Бургундии. Бретань была отдельным регионом. С 1380-х гг. ее не коснулись боевые действия, охватившие всю остальную страну. В результате, несмотря на скудность почвы и густые леса, покрывавшие тогда большую часть полуострова, она вышла из кризиса начала XV века с целыми и процветающими городами и растущим населением. В течение многих лет герцогство было административно независимым от французской короны, имело свои региональные учреждения, каждое из которых было миниатюрной копией соответствующих ведомств французской монархии. "Герцог Бретани, — писал Папа Пий II, — живет по своим законам и не признает никакого земного господина". Это было не совсем так, поскольку герцоги всегда приносили оммаж королям Франции. Но это был именно "простой" оммаж, а не сеньориальный, на который претендовали французские короли и который должен был превалировать над всеми другими политическими обязательствами. Впрочем, конкретная форма юридической зависимости вряд ли имела значение. Гражданские войны во Франции и война с Англией на практике освободили герцогов Бретани от постороннего вмешательства. Как и герцоги Бургундские, они пользовались большинством внешних признаков суверенитета. Они отмечали свое вступление на трон герцогства тщательно продуманной коронационной церемонией и торжественными въездами в главные города герцогства. Они выпускали собственную монету, основывали рыцарские ордена, преследовали мятежников за неуважение к суду и поддерживали дипломатические отношения с другими государями. Все более эффективное финансовое управление обеспечивало им значительные доходы от герцогских земель, регулярных налогов на домохозяйства, пошлин на вино и морскую торговлю. Из-за того, что большинство финансовых документов Бретани было уничтожено во время Великой французской революции, невозможно дать даже приблизительную оценку объема доходов герцога, но фрагментарные сохранившиеся сведения позволяют предположить, что они вполне могли быть сопоставимы с доходами ланкастерской Нормандии [105] .

Главной целью Иоанна V, унаследовавшего герцогство от отца в 1399 г., было остаться в стороне от англо-французской войны. Его противники объясняли это бездельем и трусостью. Роберт Блондель, писавший при дворе сына и преемника герцога, считал Иоанна V змеей. Он "называл ночь днем, ужинал на рассвете и завтракал после полудня", вместо того чтобы занять принципиальную позицию. Но мотивы герцога были проще, а методы — тоньше. Он не хотел, чтобы его владения превращались в поле битвы, не хотел истощать свои сокровища, набирая из года в год армию для участия в войне, в которой не было его собственных интересов. Бретань имела тесные связи с обеими сторонами. Это была главная морская провинция Франции, через которую проходили сухопутные и морские пути между Англией и Гасконью. Ее торговые интересы были связаны с Англией, которая являлась важным рынком сбыта для бретонских купцов и контролировала морской проход через Ла-Манш на рынки Фландрии и Нидерландов. В политическом плане интересы герцогов были тесно связаны с Бургундией, которая была их союзником с 1380-х годов.