После трех-четырех часов ожесточенных рукопашных боев на стенах с севера подошло конное войско. Это был бретонский отряд, который Ришмон расположил вокруг Авранша для сдерживания английского гарнизона. Бретонцы прибыли, чтобы поддержать своих товарищей. Но обе стороны посчитали, что это английская армия для оказания помощи осажденным. Англичане кричали с вершин стен "Солсбери!" и "Саффолк!". Бретонцы в панике отказались от штурма и в беспорядке отступили к своим лагерям. В этом месте река Беврон расширялась, образовывая цепь глубоких запруд, с узкими дамбами, которые быстро были забиты бегущими людьми. Защитники открыли ворота и пошли на вылазку, обрушившись на отступающих сзади. Началась резня. Те, кто не смог перебраться через дамбы, бросились в воду, где многие из них утонули. С наступлением ночи оставшиеся в живых, многие из которых были тяжело ранены, скрылись в лесу. Их капитаны, сев на коней, тщетно пытались их остановить. Паника охватила и остальную армию, которая присоединилась к бегству. Около двух часов ночи был замечен пожар, охвативший лагерь бретонцев. Ришмон, несмотря на ранение в бедро и дезертирство большей части армии, оставался на своем посту до тех пор, пока его брат Ришар, граф Этампский, не уговорил его уйти, что, по словам его оруженосца и биографа, который был с ним, было одним из самых горьких моментов в его жизни. Братья уехали при свете пламени вместе с теми немногими людьми, которые с ними остались. Противнику было оставлено большое количество имущества и снаряжения, в том числе 14 артиллерийских орудий и 141 штандарт. По сообщениям, дошедшим до Англии и, вероятно, основанным на подсчете герольдов, потери бретонцев составили 1.500 человек убитыми на поле боя, в том числе 800 дворян.

Через два дня граф Саффолк прибыл из Авранша с большим отрядом свежих людей и принял командование. Он собрал в Сен-Жам тех, кто еще был в состоянии сражаться, и вторгся в Бретань по северной дороге, направляясь к Доль-де-Бретань. Иоанн V находился в Ренне. Не имея армии, он был беззащитен. Альтернативы унизительной капитуляции не было и Иоанн V послал герольда в лагерь Саффолка с просьбой о перемирии. Саффолк потребовал денежную компенсацию, прежде чем даже рассматривать этот вопрос. После некоторого торга ему было выплачено 4.500 франков в обмен на короткое перемирие до конца июня 1426 г. [235]

Катастрофа при Сен-Жам-де-Беврон и Реннское перемирие положили конец надеждам Дофина на большое наступление против англичан в 1426 году. Бретонцы, которые должны были стать его острием, были вынуждены выйти из войны. Гасконцы, на которых возлагались столь большие надежды, все еще находились в Берри и Турени, но в марте были отведены. Весной они вернулись на юг, так ничего и не сделав врагу за все шесть месяцев пребывания на севере. Министры Дофина прибегли к отчаянным мерам, чтобы найти новую армию. Они попытались отозвать Людовика, герцога Анжуйского, и его сторонников из Неаполя. На оплату его расходов было выделено 10.000 ливров. Но Людовик не приехал. Попытки набрать 2.000 - 3.000 человек в долг в Кастилии также не увенчались успехом. Радужная картина военно-политического положения Дофина, которую поручили нарисовать его послам, не нашла отклика у хорошо информированных советников кастильского короля. Они без притворства отвечали, что оказали бы Дофину всю необходимую поддержку и даже больше, если бы уже не обложили своих подданных налогами до предела [236] .

Ришмон так и не понял, что деньги для оплаты армий не могут быть созданы по его желанию и возложил вину за неудачу на канцлера Иоанна V Жана де Малеструа. Он всегда считал Малеструа английским агентом и обвинял его в том, что тот принял взятку за удержание жалованья солдатам, чтобы заставить их снять осаду. В апреле 1426 г. Ришмон явился в поместье канцлера под Нантом, арестовал его и отправил в Шинон. Малеструа отпустили только после того, как он пообещал совершить "чудо", чтобы оторвать Филиппа Доброго от англичан. Это, по мнению Ришмона, было единственным способом удержать Бретань в лагере Дофина и изменить все более неблагоприятный ход войны [237] .

Теперь все зависело от позиции герцога Бургундского. Иоанн V согласился заключить мир с Дофином в Сомюре только потому, что думал, что Филипп Добрый сделает то же самое. Ришмон полагал, что у него есть заверения Филиппа, что он откажется от англичан, как только будут изгнаны убийцы его отца. После конференции в Сомюре Иоанн V отправил официальное посольство к герцогу Бургундскому, указав, что с их изгнанием исчезло единственное препятствие к примирению с Дофином. Если примирение между двумя ветвями дома Валуа и должно состояться, то, по словам послов, оно должно произойти сейчас, пока не нанесен непоправимый ущерб французской короне, "главным украшением которой является герцог". В составлении этих инструкций прослеживается влияние Ришмона, а один из двух послов, Филибер де Водри, несомненно, был агентом Ришмона. Еще одна просьба последовала после Рождества, когда Иоанн V получил угрозы герцога Бедфорда и почувствовал для себя серьезную угрозу. Дофин добавил к этому свои уговоры, используя в качестве посредников при бургундском дворе своего личного секретаря Алена Шартье и пуатевинского дворянина Жоржа де Ла Тремуя. Ни одно из этих обращений не получило однозначного ответа. В определенной степени это объяснялось громоздкостью имевшихся способов связи. Филипп вел кампанию в Голландии в течение всей осени 1425 г. и следующей зимы, и с ним было трудно установить контакт. Но есть все основания полагать, что он был рад такому медленному темпу ведения дипломатических дел. Ему было выгодно оставаться в стороне как можно дольше [238] .

Положение Филиппа Доброго было особенно сложным в результате политического кризиса в Англии и Нидерландах, спровоцированного амбициями Хамфри, герцога Глостера. В течение 1425 г. Хамфри молча признал свое поражение в Эно. Но его жадный взор переместился на голландскоязычные графства Голландию и Зеландию (Карта V). Эно с его безмятежными пейзажами и прекрасными замками был излюбленной резиденцией графов из баварского дома Виттельсбахов, а до них — графов из дома Авен. Но Голландия и Зеландия, которые с XI века управлялись как единое графство, были самыми богатыми частями наследства Жаклин, доставшегося ей от отца. Голландия была самой густонаселенной территорией Нидерландов после Фландрии. Ее растущие города стали крупными центрами суконной промышленности Северной Европы. Мидделбург был важным центром международной торговли в то время, когда порт Слейс постепенно заиливался, а Антверпен только начинал свое восхождение. Стоя на перекрестке богатых торговых путей, соединявших Атлантику, Балтику и Рейнскую область, эти города вскоре должны были стать серьезными конкурентами крупным промышленным и торговым центрам Фландрии [239] .

В течение многих лет в политике Голландии и Зеландии доминировали две политические партии — партия крючков (по-голландски Hoeken) и партиия трески (Kabeljauwen). Во главе обеих партий стояли дворяне, но к этому времени партия трески стала ассоциироваться с промышленными и торговыми элитами крупных городов. Крючки опирались в основном на земельную аристократию, но они контролировали несколько городов, в частности Гауду, и имели сторонников во многих других. Различия между партиями не имели четких идеологических или социальных границ. Они зависели от традиций, от соперничества на местах, от сетей патронажа, которыми управляли городские партийные боссы, но прежде всего от необходимости находить союзников против противоположной партии. Графы Голландии считали необходимым связывать себя с той или иной группой, чтобы создать базу власти в регионе, в котором они обычно отсутствовали. Отец Жаклин был последовательным покровителем и сторонником крючков и нажил себе немало врагов, назначая на важные посты только представителей этой партии. Во время войны за трон, последовавшей за его смертью, Жаклин, естественно, воспользовалась его союзами, в то время как ее дядя и соперник Иоанн Баварский столь же естественно нашел поддержку среди ведущих городов. Режим Иоанна Баварского в Голландии и Зеландии был ненавистен лидерам крючков, которых он систематически вытеснял с постов и из сферы влияния в течение шести лет своего правления [240] .

6 января 1425 г. Иоанн Баварский умер в Гааге, убитый, как считалось, своим маршалом Яном ван Влитом с помощью медленного яда, нанесенного на листы молитвенника. Обвинения в отравлении были слишком распространены в эпоху позднего Средневековья, чтобы принимать их за чистую монету. Но в своем признании, полученном под пытками, ван Влит с большим количеством косвенных подробностей утверждал, что ему заплатили за это английский купец и группа дворян крючков. Это, а также тот факт, что ван Влит был женат на единокровной сестре Жаклин Баварской, не позволило ему полностью избавиться от подозрений в соучастии. Иоанн Баварский умер бездетным. Его престолонаследие было сложным делом. Он принял титул графа Голландии и Зеландии и, как правило, считался таковым. Однако по закону он был лишь залогодержателем и регентом Жаклин. За год до смерти он назначил Филиппа Доброго наследником своего личного имущества. В него входили права залогодержателя Голландии и Зеландии, а также обширные личные владения в южной Голландии, в том числе Дордрехт, бывший в то время главным городом Голландии. В наследство не входило управление этими двумя графствами. Даже Иоанн Баварский понимал, что его регентство закончится после его смерти, а управление Голландией и Зеландией перейдет к Жаклин и ее мужу (кто бы это ни был). Поэтому его внезапное исчезновение с политической сцены стало решающим событием в истории региона [241] .