Вся ночь прошла в лихорадочных приготовлениях к церемонии коронации, которая обычно готовилась в течение нескольких недель. Последняя коронация состоялась сорок девять лет назад, и многое пришлось импровизировать. Порядок церемонии был письменно зафиксирован еще при коронации Карла V в 1364 г., но он, вместе с короной и другими регалиями, находился в сокровищнице аббатства Сен-Дени под контролем англичан. Пришлось отыскать старое постановление XIII века, копия которого хранилась в библиотеке собора. За одну ночь пришлось изготовить простую корону и найти замену другим регалиям. Священный елей, которым помазывали королей Франции, по древнему и полузабытому ритуалу был доставлен из аббатства Сен-Реми находившемся за стенами собора. Коннетабль Франции, хранитель государственного меча, отсутствовал. Герцог Бургундский как старший из двенадцати пэров и ряд епископов, игравших важную церемониальную роль, находились в англо-бургундском лагере и их пришлось заменить другими.

Следующий день, 17 июля 1429 г., был воскресеньем. В девять часов утра в огромном пространстве Реймского собора открылась торжественная церемония. Она продолжалась пять часов. У главного алтаря герцог Алансонский посвятил Карла в рыцари, а затем архиепископ Рено де Шартр помазал ему елеем голову, грудь, плечи и руки. Карл принес традиционную клятву защищать свой народ, поддерживать Церковь, вершить правосудие и справедливость. Корона была возложена на его голову под звуки труб и крики "Ноэль!", настолько громкие, что некоторые прихожане опасались обрушения свода собора. В завершение церемонии король возвел Ги де Лаваля и Жоржа де ла Тремуя в графы, а Жиля де Ре — в маршалы. Еще несколько сотен человек были посвящены в рыцари. Жанна д'Арк все это время стояла рядом с королем у алтаря, держа в руках свое знаменитое знамя. Это было "прекрасно — видеть их благородную осанку", — писали королеве и Иоланде Анжуйской в Бурж трое слуг Анжуйского дома. Среди собравшихся были отец Жанны, один из ее братьев и несколько жителей Домреми, для которых эти впечатления, должно быть, были ошеломляющими. По окончании церемонии Жанна бросилась к ногам Карла и сквозь слезы провозгласила: "Благородный король, так исполнилась воля Господа" [415] .

Жанна заслужила свое почетное место. Освобождение Орлеана во многом было обусловлено тем, что она подняла боевой дух защитников, но, скорее всего, это произошло бы в любом случае. Англичане не имели достаточного количества сил для осады, а все тактические решения принимались и выполнялись профессиональными капитанами, в частности, Орлеанским бастардом и Ла Иром. То же самое можно сказать и об операциях по изгнанию англичан из городов долины Луары. Роль Жанны при Пате была незначительной. Совсем другое дело — поход на Реймс. Без нее он бы не состоялся. Ее безразличие к риску могло привести к катастрофе, и именно поэтому против нее выступали самые опытные люди в Совете Дофина. В каком-то смысле они были правы. Взятие Труа, Шалона и Реймса было достигнуто с помощью приема, который можно было назвать блефом. Но на войне стратеги вынуждены рисковать. Аргументы Жанны были эмоциональными и духовными, а не стратегическими. Но, как оказалось, стратегические причины для похода на Реймс были лучше, чем она предполагала. Дофинисты смогли использовать психологический импульс, созданный майской и июньской победами и славой Жанны, которой приписывались эти победы. Время было выбрано удачно. Еще месяц — и герцог Бедфорд получил бы в свое распоряжение свежую армию. А пока в Шампани царила безвластие, и эффективного сопротивления не было.

Коронация Карла VII стала событием неизмеримо большим. Для многих французов, проживавших в регионах, находившихся под английским владычеством, оно означало устранение сомнений, возникших после заключения договора в Труа, относительно его права стать преемником своего отца. Для Кристины Пизанской, подавшей голос из монастыря в Пуасси после десятилетнего молчания, она превратила Карла из простого претендента, отвергнутого ребенка последнего безусловно законного монарха, в настоящего короля. В сакральной теологии французского королевства это превращало его в избранника Божьего, преемника предыдущих королей, прошедших через те же ритуалы и пользовавшихся теми же полномочиями без всяких сомнений. В Париже секретарь Парламента, сторонник двуединой монархии, записал в своем реестре, что Карл "коронован в Реймсском соборе, как его отец и все короли Франции до него". Коронация ускорила распространение национального сознания за пределы ограниченных кругов, традиционно охватываемых пропагандой Валуа. Карл VII был безоговорочно отождествлен с Францией, чего никогда не мог сделать Генрих VI. "Верные французы, встаньте перед королем Карлом", — говорила Жанна в своем обращении к жителям Труа. Франция для французов, Англия — для англичан. Возвращайтесь в свою страну", — говорила она англичанам в своем знаменитом первом письме. Слова Жанны получили широкое распространение, способствуя формированию представления о том, что речь идет о конфликте наций, а не о гражданской войне во Франции. Даже среди англичан и бургундцев было понимание того, что началась новая эпоха. Те, кто по привычке называл Карла "Дофином", теперь стали называть его королем. Воинственно настроенный бургундский хронист Парижа, который, вероятно, был каноником Нотр-Дама, сохранил нейтралитет и с этого момента стал называть и Карла, и Генриха "самозваными" королями. Ланкастерское правительство, естественно, продолжало следовать предписанному порядку, но плохая пародия на коронацию, которую оно организовало для Генриха VI в Нотр-Дам в Париже в 1431 г., показала, что его министры с трудом осознавали влияние подлинной церемонии в Реймсе [416] .

Как коронация, казалось, отменила юридический эффект договора в Труа, так и изгнание англичан из долины Луары отменило моральный эффект Азенкура и Вернёя. Англичане молчаливо отказались от стремления распространить свою власть на всю Францию, даже если это было политически невозможно. Они больше не пытались преодолеть Луарский барьер. К северу от Луары они были смертельно ослаблены. Самым сильным преимуществом Бедфорда всегда был миф об английской непобедимости. Жители Шампани больше не верили в него. За три недели, прошедшие после коронации, струйка податей превратилась в поток. Лаон, четвертый кафедральный город Шампани, принял офицеров Карла VII. Шато-Тьерри изгнал гарнизон Гийома де Шатийона и открыл ворота для капитанов короля. Суассон и Провен прислали делегации со своими пожелания и клятвами верности. К началу августа 1429 г. англичане и их бургундские союзники потеряли большую часть Бри и западную Шампань. Капитаны Карла VII собирали артиллерию из городских арсеналов региона, чтобы двинуться против Леньи и Мо с их важными переправами через Марну к востоку от Парижа. Король начал восстанавливать провинциальную администрацию, назначая собственных бальи и кастелянов после двенадцати лет, в течение которых регион находился в руках чиновников герцогов Бургундских и английского регента. Эти события вызвали резонанс во всей северной Франции. На Мозеле, где Карл Лотарингский и Рене Анжуйский вели осаду немецкого города Мец, Рене оторвался от операции и двинулся на запад, чтобы присоединиться к Карлу VII в Провене, взяв с собой отряд дворян и большое количество войск из герцогств Бар и Лотарингия. Через несколько дней Рене отказался от оммажа, который он принес Генриху VI всего за три дня до освобождения Орлеана [417] .

Филипп Добрый первым оценил значение произошедшей коронации. О капитуляции Реймса он узнал вскоре после отъезда из Парижа, когда его кавалькада подъезжала к Лаону. Несмотря на договоренность с герцогом Бедфордом, он сразу же решил восстановить дипломатические отношения с Карлом VII. Во второй половине дня после коронации в Реймс прибыло бургундское посольство во главе с Давидом де Бриме, одним из ближайших доверенных лиц Филиппа, с поздравлениями и приглашением к переговорам. Еще одно послание было направлено герцогу Савойскому с предложением вернуться к прежней роли посредника. В лагере Карла VII Рено де Шартр и Ла Тремуй ухватились за эту возможность обеими руками. Около 24 июля было заключено двухнедельное перемирие, которое, судя по всему, распространялось на Иль-де-Франс и Шампань. На начало августа была назначена предварительная конференция в замке сеньоров де Куси в Ла-Фер на реке Уаза. Англичане приглашены не были [418] .

В стратегическом отношении потеря Шампани была катастрофой как для Англии, так и для Бургундии. Это был богатый сельскохозяйственный регион с важными торговыми и промышленными городами, одна из немногих провинций за пределами Нормандии, из которой двуединая монархия получала значительные налоговые поступления. Отвоевание этой провинции открыло для партизан Карла VII области к северу от Парижа впервые после изгнания северных гарнизонов за пять лет до этого. Через несколько дней после коронации Карл VII двинулся из Реймса на запад. 23 июля 1429 г. он достиг Суассона, который распахнул перед ним свои ворота. Суассон был важным городом с мостом на реке Эсне и крупным узлом системы дорог к северо-востоку от Парижа. Отсюда французская армия была готова к походу на столицу. Капитаны армии стремились использовать набранный за последний месяц темп и атаковать город до того, как регент успеет сосредоточить свои разрозненные силы и получить подкрепление из Англии. Они были возмущены перемирием с Бургундией, которое давало Бедфорду жизненно важную двухнедельную передышку. Жанна д'Арк, с самого начала решительно настроенная на штурм Парижа, была в ярости и грозилась проигнорировать перемирие. Ее отношение к герцогу Бургундскому было бескомпромиссным. В день коронации она продиктовала ему письмо, в котором требовала полной капитуляции бургундцев. Пусть Филипп заключит мир с Карлом VII, выведет все свои гарнизоны из Франции и выйдет из войны. Нет смысла вести войну против Царя Небесного. Она считала, что от него нельзя добиться мира, "разве что острием копья" [419] .

Последние контингенты армии кардинала Бофорта и сэра Джона Рэдклиффа высадились в Кале через несколько дней после коронации. Они направились в Амьен, где соединились с 700 пикардийцами под командованием Вилье де Л'Иль-Адама. Регент отправился в Руан, чтобы встретить их там. 25 июля Бофорт, Бедфорд и Л'Иль-Адам вместе вошли в Париж во главе 2.500 человек. Город был неспокоен и страшен, улицы заполнены беженцами из окрестностей. Войска были оставлены для обороны города. По мере прибытия новых контингентов они были направлены для охраны подступов к Парижу. В последнюю неделю июля в Понтуаз прибыло около 1.750 человек из английских гарнизонов Нормандии и местного дворянства провинции. Они были направлены для обороны Ланьи, важнейшего моста через Марну в 25-и милях к востоку от Парижа. Жан де Люксембург был направлен для защиты долины Уазы между Сен-Кантеном и Нуайоном. Другой отряд под командованием его кузена бастарда де Сен-Поль получил приказ удерживать Мо. Теперь в распоряжении герцога Бедфорда в районе Парижа находилось от 5.000 до 6.000 человек. Через несколько дней ожидалось прибытие армии Филиппа Доброго из Артуа и Пикардии, которая собиралась в Корби на Сомме [420] .