Общая численность английских войск, оставшихся у регента после сражения, не могла превышать 3.500 человек, включая гарнизоны, что является историческим минимумом. Жители Жанвиля, отказавшиеся принять Фастольфа, вскоре изгнали английский гарнизон. Их примеру последовали все оккупированные англичанами города Орлеанне и южной части Босе. Ущерб английскому престижу был нанесен непоправимый. Распространились дикие эсхатологические слухи: что в небе над Бретанью видели архангела Михаила на белом коне; что в пригородах Парижа родились сросшиеся близнецы и двухголовый теленок; что Руан и Париж подняли восстание и открыли ворота Жанне д'Арк; что герцог Бедфорд бежал, спасая свою жизнь; что Карл Орлеанский спасся и бежал в Шотландию, где король Яков I собирался вторгнуться в Англию; что Дофин идет на Рим, чтобы быть коронованным Папой. Венецианский судовладелец, из Авиньона, сообщал о всеобщем мнении, что все это произошло потому, что в тот момент, когда французам грозило поражение, чистая девушка "искупила их от грехов и гордыни" [400] .

Париж находился в состоянии повышенной тревоги. Герцог Бедфорд, узнавший о сражении на следующий день после его окончания, председательствовал на заседании Большого Совета для оценки ситуации. Несколько членов Совета были в слезах. Теперь следовало ожидать крупного наступления дофинистов. Но у Бедфорда уже не было английских войск, чтобы противостоять ему, и было неясно, насколько можно полагаться на свои местные войска. Совет решил, что первоочередной задачей должна стать оборона Нормандии. Все гарнизоны в крепостях герцогства были приведены в боевую готовность. Люди, выведенные из гарнизонов для службы в поле, были отправлены обратно. Такие места, как Понторсон, которые считались не обороноспособными, кроме как с большими затратами людей и средств, были разрушены. Все это означало, что в течение следующих нескольких недель англичанам не приходилось рассчитывать на полевую армию. Остальная часть ланкастерской Франции, особенно Иль-де-Франс и Шампань, оказалась беззащитной. В отчаянии Большой Совет обратился к герцогу Бургундскому. Высокопоставленная делегация отправилась в Эден, чтобы лестью и уговорами побудить его немедленно прибыть в Париж. В Англию были отправлены письма, призывающие Совет увеличить экспедиционную армию сэра Джона Рэдклиффа и ускорить ее отправку [401] .

В Вестминстере Совет сразу же осознал всю серьезность ситуации. Французские владения короля, по их мнению, "могут быть потеряны, если не будет предпринято поспешное и незамедлительное предоставление помощи и поддержки из его королевства Англии". Всем английским владельцам нормандских земель было приказано немедленно переправиться через Ла-Манш в герцогство для исполнения своих военных обязанностей. Имеющиеся в Англии военные ресурсы уже были задействованы для небольшой экспедиционной армии Рэдклиффа и армии для гуситского крестового похода. Оба войска в настоящее время собирались в Бархэм-Дауне в Кенте. В Дауне же ждал флот, который должен был доставить их в Кале. В сложившейся ситуации Совет принял кардинальное решение и принял крестоносную армию Бофорта на баланс, чтобы использовать ее для укрепления позиций герцога Бедфорда. Но численность армии Бофорта оказалась неутешительной. Вместо 2.750 человек, которых ему было разрешено нанять, ему удалось собрать только 1.000 человек, из которых только 50 были латниками. Но вместе с отрядом Рэдклиффа они составили корпус численностью около 1.800 человек, что было достаточно для восполнения большинства потерь при Пате.

Отвлечение крестоносной армии на другие цели было грубым нарушением. Воины были набраны под обещание индульгенций и получили жалованье за первый квартал из папской казны, фактически из доходов, собранных в Италии. У английской казны не было денег, чтобы возместить папские расходы. Недолго думая, группа советников 1 июля встретилась с кардиналом Бофортом в замке Рочестер. Его уговорили сотрудничать "за особую любовь, рвение и нежность, которые он питает к благополучию и процветанию короля". Он также получил вознаграждение в размере 1.000 марок, которые пошли в его собственный карман. Было решено, что после высадки армии в Кале герцог Бедфорд издаст приказ, запрещающий подданным Генриха VI покидать Францию в течение шести месяцев. Затем эти люди будут призваны на службу по его приказу. Папе будет возвращена выплаченная им сумма, как только для этого найдутся деньги. Ему скажут, что Бофорт подчинился лишь с большой неохотой и по принуждению. В каком-то смысле это было правдой, поскольку, как позже объяснил Мартину V эмиссар кардинала, его люди все равно не последовали бы за ним в Богемию, поскольку их соотечественники нуждались в них во Франции. Мартин V был возмущен и протестовал, но поделать ничего не мог [402] .

Французская армия уже собиралась у моста города Жьен для похода на Реймс. Ядро армии составляли 5.000 — 6.000 человек, сражавшихся под началом герцога Алансонского при Жаржо и Пате. Но эмоциональный подъем, вызванный победами и угрозы конфискации владений, привлекло в Жьен людей из самых разных мест. Некоторые дворяне, не имея доспехов, оружия и боевых коней, приехали на пони или записались в качестве простых лучников или пехотинцев (coutilliers). Денег в казне хватало только на то, чтобы платить им по 3 франка, но в лагерях, разбитых вокруг города, царила праздничная атмосфера. Толпы солдат ожидали участия в чуде. Никто, по словам одного из оруженосцев герцога Алансонского, не видел ничего подобного [403] .

Дофин по пути в Жьен остановился в замке Жоржа де Ла Тремуя в Сюлли. Там в окружении Дофина разгорелся серьезный конфликт, который продолжался и после прибытия двора в Жьен 24 июня. Группе советников во главе с Ла Тремуем стало не по себе от всеобщего энтузиазма. Они выступали против возвеличивания Жанны д'Арк и ее влияния на Дофина. Жанна планировала триумфально въехать в Орлеан с Карлом под руку и оттуда начать поход на Реймс. Вероятно, именно Ла Тремуй помешал этому. Он, безусловно, был ответственен за то, что Карл отверг заступничество Жанны за Артура де Ришмона. Он не позволил Ришмону вернуться ко двору или принять участие в предстоящей кампании. Ришмон, ожидавший вызова в Божанси, был вынужден вернуться в Партене. Ряд других капитанов, которых Ла Тремуй считал своими врагами, были отосланы восвояси. Во многом противодействие Жанне в Совете можно объяснить патологической подозрительностью Ла Тремуя к тем, кто мог вытеснить его или подорвать его авторитет. Но недовольство влиянием Жанны было не только политической ревностью, и не только у Ла Тремуя. Другие члены Совета опасались, что на волне энтузиазма Жанна может подтолкнуть Дофина к неразумным решениям. Судя по их дальнейшим действиям, в их число входили канцлер Рено де Шартр и бывший канцлер Роберт ле Масон, оба опытные и влиятельные советники [404] .

Эти вопросы встали перед Советом в Жьене в последних числах июня 1429 г., когда стало ясно, что предстоящая кампания будет направлена в основном против герцога Бургундского, а не против англичан. Ла Тремуй и его союзники считали, что, продолжая кампанию, Дофин просто подтолкнет бургундского герцога в более тесные объятия англичан в тот момент, когда их союз стал выглядеть хрупким. Это был реальный риск. Офицеры Филиппа Доброго в Бургундии уже были встревожены концентрацией дофинистских войск на их границах. Поступали сообщения о вторжениях в Ниверне, Шароле и южную Бургундию, где старые дофинистские компании возобновили свои действия в преддверии краха перемирия с Бургундией. Сам Филипп уже начал жалеть о том, что поссорился с англичанами из-за Орлеана. Он не ожидал, что их позиции на Луаре рухнут так резко, а когда это произошло, он не сразу понял, какие последствия это будет иметь для его собственных владений. В начале июля, получив известие о падении луарских городов и битве при Пате, герцог приказал собирать войска во всех своих французских владениях. Разговоры о походе на Реймс победоносных дофинистских капитанов усугубляли общую тревогу при бургундском дворе. Камергер герцога Жан де Ла Тремуй, сеньор де Жонвель, послал одного из своих оруженосцев выяснить у брата, как Дофин собирается вести армию на Реймс, не нарушая перемирия. Для Филиппа это был критический вопрос. Герцог рассчитывал, что перемирие защитит его восточные владения и если оно будет нарушено, он будет нуждаться в англичанах не меньше, чем они в нем [405] .

Для французских капитанов, собравшихся в Жьене, существовали не только политические, но и материально-технические проблемы. Не было времени для организации надлежащего снабжения. Маршрут армии пролегал через долины основных рек, поэтому тяжелую артиллерию пришлось бы оставить или с трудом тащить по суше. В результате не будет ни пушек для штурма, ни припасов для осады. Даже те советники, которые были согласны на отказ от перемирия с Бургундией, считали, что вторжение в Шампань слишком рискованно. Одна группа выступала за то, чтобы предварительно вторгнуться в бургундское графство Невер и захватить переправы в верховьях Луары. Они опасались, что в противном случае бургундцы могут ответить вторжением в Берри, пока Дофин находится в отъезде вместе со своими лучшими капитанами. В какой-то момент этот план, похоже, был принят. В последних числах июня, две бургундские крепости на окраине Ниверне действительно были атакованы и захвачены отрядами армии собранной в Жьене. Однако Жанна была категорически против любого отвлечения сил от главной цели. В ответ на несогласие она стала эмоционально давить на Дофина, дуться, плакать и горько жаловаться на невыполнение своей миссии. Она отмахнулась от трудностей по снабжению армии. Враг в Шампани не будет бороться с проводниками Божьей воли, заявила она. После ряда ожесточенных заседаний Совета Дофин, наконец, с ней согласился. 29 июня 1429 г. армия, численностью около 6.000 — 7.000 человек, выступила из Жьена по дороге на Осер [406] .