Мы не будем детально останавливаться на описании археологического материала поселений и могильников изучаемого времени. Это сделано О.М. Давудовым для комплекса памятников предшествующего времени (I этап — «переходный от эпохи бронзы к эпохе раннего железа») и описываемого нами (II этап — «широкого распространения железа»). Им же предложено название «мугерганская культура». Суммарно она датируется IX–IV вв. до н. э. (Давудов О.М., 1974, с. 105–110). Однако еще не все сделано для полного ее обоснования: детально не описаны чисто местные черты в проявлении данной культуры, не отделены те закавказские материалы (с территории Грузии и Азербайджана), которые в порядке межплеменных контактов попали в среду древнего дагестанского населения. Но сам факт, что скифское влияние не играло «существенной роли в культуре и жизни местных племен», доказан О.М. Давудовым достаточно обоснованно (1974, с. 95–109).

Для горной части Дагестана и юго-восточной Чечни характерны находки бронзовых статуэток (табл. 114, 7, 12; 115, 1–3, 5). Это реалистические и стилизованные фигурки людей и животных (козлов, быков, коней). Пластику, изображающую людей, трудно как-либо сгруппировать. Здесь и серия несколько утрированных по пропорциям фигур в позе моления (адорации), более реалистические — с распростертыми руками, статуэтки в «позе объятия» и с руками на поясе («фертообразные фигуры» — в виде буквы Ф.). Среди них выделяются изображения воинов и всадниц — обнаженных «амазонок». Подобная скульптура найдена у селений Карата, Кидеро, Асахо, Инхо, Ретло, Хупро, Гагатль, Гидатли, Анди, Кубачи, Арчо, Согратль, Зибир-кала, Хосрех, Урада и в других местах Дагестана. Истинным шедевром является женское изображение, происходящее с вершины горы Хурцы-Гааль близ селения Согратль. Несмотря на грубость литья, мастер, не впадая в утрировку, сумел передать пропорции и формы молодого обнаженного тела. В ушах статуэтки сделаны дырочки, сквозь которые некогда были продеты сережки, возможно, из благородного металла (табл. 115, 1). Известны фигуры с поясами, ножными и ручными браслетами. Статуэтка воина, обнаруженная в Дагестане, изображает бородатого человека в одежде в виде балахона, он вооружен акинаком, к поясу привязан трофей — отрубленная голова врага (табл. 115, 5). Не менее интересны образцы пластики из юго-восточной Чечни. Таковы «побратимы» — парная статуэтка, найденная у селения Шали (табл. 114, 7), мужская фигура в шлеме, завершенном «петушиным гребнем» (из Аргунского ущелья), и фигура воина или охотника, облаченного в приталенную одежду, с головой тура за плечами из Ичкерии (табл. 114, 12; Виноградов В.Б., 1972, с. 214, 281, 282, рис. 37, 48, 67). Подобной миниатюрной скульптуре часто сопутствуют изображения животных — козлов, коней (жеребят), туров и др.

Вполне возможно, что вся пластика происходит из святилищ. Так, А.П. Круглов на вершине горы Берак у селения Арчо обнаружил культовое место. Оно занимало небольшую площадку с каким-то каменным сооружением и было насыщено углем. Здесь находились три бронзовые человеческие фигуры, статуэтка козла, железные склепанные навершия в виде трезубцев, точильный камень и железный черешковый наконечник стрелы (табл. 113, 5, 13, 14). Второе святилище он обнаружил у селения Согратль, откуда происходит описанная выше женская фигура. У селения Гергебиль на горе Зуберха Д.Н. Анучин нашел много бронзовой пластики в сопровождении остатков принесенных в жертву домашних животных (Круглов А.П., 1946, с. 32–35). Подобное святилище на горе Кадилашан (между селениями Ретло и Чаляхо) изучал И.В. Мегрелидзе. Совсем недавно у селения Хосрех обнаружил интересное святилище О.М. Давудов: квадратное в плане каменное сооружение (8x8 м), внутри которого выложен круг с алтарем из каменного блока. Это был своеобразный храм, в котором приносили в жертву домашних животных. В святилище найдены бронзовые статуэтки двух мужчин, стоящих рядом, быка, оленя и масса других изделий (Давудов О.М., 1983, с. 43 сл.).

Пластика из святилищ Дагестана довольно единодушно датируется учеными VII–V вв. до н. э. с некоторыми колебаниями в древность. Она служила предметом поклонения и была связана с культами плодородия и изобилия. Все стороны таких верований нам еще неясны. И не следует думать, что они характерны только для Дагестана. Подобная скульптура найдена во многих районах Кавказа, а за его пределами — в странах Передней Азии и Средиземноморья. Население этого обширного региона, по-видимому, обладало едиными или близкими верованиями. Некоторые чисто художественные черты пластики в каждой отдельной области (Дагестан, Грузия, Армянское нагорье и т. д.) свидетельствуют об особенностях местного мастерства (Марковин В.И., 1986, с. 110–117).

В связи с пластикой здесь следует вспомнить отдельные находки из могильника у селения Бежта (Дагестан), который принято датировать VIII–X вв. н. э. Однако это не однослойный памятник, а по крайней мере двуслойный, причем благодаря сползанию слоев инвентарь скифского времени перемешался со средневековым (Атаев Д.М., 1963, с. 111). Действительно, среди явно средневековых предметов оказались трехгранные черешковые наконечники стрел, и стрелы с сильно опущенными шипами — «урартского» типа, и литые прорезные бронзовые бляхи. На них изображены в зооморфном стиле умирающие кони (они падают на колени), медвежьи головы и проч. (табл. 115, 6, 13). Помимо того, здесь найдены скульптурные головки быков, овец и медведей в виде подвесок и фигуры козла и лани (?) (Атаев Д.М., 1962, с. 148–156; 1963, с. 124–168, рис. 15, 21, 26). Упомянутые пряжки стали называть бежтинскими. Неожиданность их облика для средневековья привела к возникновению теории о том, что «влияние кобанского, ближневосточного и скифо-сибирского в широком смысле слова культурных очагов» в дагестанском искусстве (в том числе в пряжках бежтинского типа) «доживает до X–XII, а порою даже до XV в.». Этот факт объясняется «консервативностью быта и религиозных воззрений племен отдельных районов Дагестана» (Давудов О.М., 1972, с. 24).

Столь длительное — на протяжении столетий — сохранение стиля в довольно чистом виде вряд ли можно объяснить бытовыми условиями. Почему тогда на тех же пряжках нет геометрического узора, концентрических кругов и прочих элементов декора, очень характерного для браслетов, перстней и других изделий из того же могильника, средневековый возраст которых не вызывает сомнений? Все это, как и сравнение с материалами кобанской культуры, предметами скифского звериного стиля, сибирскими ажурными пряжками и другими изделиями, позволяет и ряд бежтинских находок считать относящимися к скифо-сарматскому времени. Скорее всего, эти предметы синхронны упоминавшимся статуэткам.

Резюмируя сказанное, можно сделать вывод, что в северо-восточной части Кавказа у местных поселян в скифское время бытовало свое художественное мировосприятие. Памятники искусства, оставленные ими, отмечены лишь незначительным налетом внешних влияний. Мир образов горских мастеров VII–V вв. был весьма своеобразным: он конкретен и не завуалирован орнаментом. Художники прекрасно ощущали боль и радость, их зоркий глаз умело подмечал в живой натуре наиболее характерные черты. В искусстве древних племен превалирует реалистический подход к изображаемым объектам. Здесь нет заполнения тела крупного зверя фигурами других животных или их частями, иначе говоря, отсутствуют черты, которые К.Ф. Смирнов (1972а, с. 11) считал характерными для савроматского мастерства и которые хорошо известны в скифском искусстве.

Савроматы судя по известным сейчас памятникам не заходили в пределы Дагестана. Археологические материалы, найденные здесь, свидетельствуют о продвижении лишь более поздних сарматских племен по Прикаспийской низменности (находки в Южносухокумске, Карагасе, Темиргое, Алмало и других пунктах). С их перемещениями в Дагестан могли попасть и обломки античной керамики (найдены у горы Сары-кум близ станции Кумторкала) (Марковин В.И., 1984, с. 181, 182). Эти единичные находки, датируемые не ранее I в. до н. э., являются неоспоримыми документами широкого движения сарматских племен в глубины Северного Кавказа и, в частности, Дагестана. Недаром К.Ф. Смирнов I в. до н. э. назвал «веком сарматского триумфа» (1950а, с. 106). В последующие два-три века их распространение по Кавказу еще более усилилось (Виноградов В.Б., 1963, с. 71–87).