В погребениях найдено большое количество пряжек и фибул. Пряжки в большинстве случаев железные (круглорамчатые, реже — прямоугольно-рамчатые) с прямоугольным или овальным щитком (табл. 111, 61–64). Среди украшений необходимо отметить бронзовые серьги — петлевидные с перевитыми концами (табл. 111, 72–74), характерные только для этого времени, и спиральные в виде кольца в 1,5–2 оборота, встречающиеся в погребениях всех периодов (табл. 111, 68–71). По-прежнему сохраняется обычай обшивки краев одежды мелкими стеклянными бусинами и бисером. Для ожерелий, как и прежде, использовались полихромные стеклянные бусины, а также из гешира, янтаря, сердолика и халцедона.

Для погребений описываемого периода характерны зеркала двух типов: 1) зеркала-привески с боковой петлей, менее профилированные, чем подобные зеркала I в., и имеющие на обратной стороне рельефный орнамент (табл. 111, 75–77). Эти зеркала не получили широкого распространения в центральных районах Северного Кавказа. Они более характерны для западных областей — Прикубанья и Крыма; 2) небольшие зеркала, имеющие на обратной стороне широкий валик по краю, центральную петлю и рельефный орнамент (табл. 111, 78, 79). Зеркала второго типа разных размеров и более уплощенного вида типичны для раннесредневековой аланской культуры Северного Кавказа.

Керамика найдена в большинстве погребений II–III вв. н. э. в среднем по одному-два сосуда в могиле. Увеличивается доля круговой керамики, и уменьшается количество лепных сосудов. В каждом из могильников сохраняется набор сосудов, свойственный и для предшествующего времени. Наблюдается дальнейшее сокращение численности орнаментированных сосудов. Основной орнамент — горизонтальные каннелюры на горле или в верхней части тулова (табл. 109, 41, 43, 44, 50). Изредка встречается налепной орнамент.

Таковы материалы грунтовых катакомбных могильников.

Как уже отмечалось, самые поздние погребения этих могильников датируются первой половиной III в. н. э. Большая часть погребений поздней группы датируется II в., однако погребений II в. значительно меньше, чем погребений I в. в этих же могильниках. Абсолютно такую же картину мы наблюдаем и на территории Прикубанья, где для II в. отмечается резкое сокращение количества погребений, а верхней датой городищ и могильников (грунтовых и курганных с катакомбными погребениями) правобережья Кубани (к востоку от Лабы) также является начало III в.

Вместе с тем во II в. н. э. на нижнем Дону и на территории северо-западного Кавказа фиксируется большой приток сармато-аланского населения. По данным ономастики — это явление в Танаисе датируется не позднее третьей четверти II в. н. э. (Шелов Д.Б., 1972а, с. 249). Значительный приток аланского населения на территорию Северо-Западного Кавказа подтверждается фактом возникновения на Боспоре группы аланских переводчиков, о чем свидетельствует найденная в станице Таманской плита Херака — «главного аланского переводчика», датируемая 208 г. н. э.

Сопоставление данных ономастики и эпиграфики с археологическими данными показывает, что приток аланского населения совпадает по времени со значительным сокращением количества погребений (в том числе и в катакомбах) на могильниках западных и центральных районов Северного Кавказа. Это не позволяет приписывать рассмотренные нами ранние катакомбные могильники на Кавказе аланам. Более логично связывать с нашествием сармато-алан резкое сокращение во II в. количества погребений в северокавказских могильниках. По-видимому, сложная обстановка, возникшая во II в. на Северном Кавказе, привела к нарушению связей сарматов более северных областей (Поволжья и междуречья Дона и Волги) с северокавказскими племенами. Археологические материалы показывают, что во II–III вв. у сарматов Поволжья отмечались более устойчивые связи с нижним Доном, чем с Северным Кавказом (Скрипкин А.С., 1977, с. 113).

Таким образом, можно рассматривать население предгорной зоны (западной группы), оставившее катакомбные могильники, не как сарматское племя алан, а как смешанную группу, включившую в свой состав как автохтонные племена, так и оседавших здесь ираноязычных кочевников.

Наличие в катакомбах коллективных захоронений свидетельствует об использовании их в качестве семейных склепов, что в свою очередь говорит об оседлом образе жизни населения, оставившего эти памятники.

Уже в первых веках нашей эры в культуре племен предгорной зоны, обитавших на территории западной группы, начинают складываться те элементы, которые в эпоху раннего средневековья стали характерными для аланской культуры Северного Кавказа: тип катакомбы с камерой, расположенной перпендикулярно к длинной оси входной ямы, отдельные детали инвентаря (зеркала с центральной петлей, туалетные наборы, поясные накладки простых форм). Таким образом, культуру первых веков нашей эры можно рассматривать как предаланскую, или раннеаланскую, а собственно аланская культура сложилась в эпоху раннего средневековья, после гуннского нашествия.

Именно для носителей раннеаланской культуры, очевидно, и было характерно двуязычие, о котором писал В.И. Абаев, т. е. параллельное употребление местных кавказских языков и иранского, выступавшего в роли связующего языка в межплеменных сношениях (Абаев В.И., 1949, с. 79, 121–122). Эта смешанная группа населения и получила, по-видимому, в раннесредневековых источниках наименование «аланы». Представляется, что этноним «аланы» у античных и раннесредневековых авторов имел разное содержание. Античные авторы подразумевали сарматские по происхождению кочевые ираноязычные племена, жившие в I–IV вв. н. э. у «Танаиса и Меотиды» (а также в Северном Причерноморье) и совершавшие оттуда походы в Закавказье (И. Флавий, Ам. Иероним, Ам. Марцеллин). Этноним «аланы» раннесредневековых источников (Прокопий Кесарийский, Агафий, Менандр Византиец и др.) имел в некотором смысле собирательное значение, поскольку им обозначались все племена центральных районов Северного Кавказа, обитавшие на территории современной Северной Осетии, Кабардино-Балкарии и, по-видимому, части Карачаево-Черкесии. Ни один из раннесредневековых авторов не приводит каких-либо иных племенных наименований для обозначения населения этих районов. Таким образом, местное население, т. е. потомки автохтонных племен, всегда включалось в понятие «аланы», употребляемое применительно к центральным районам Северного Кавказа.