Вместо ответа Онтеро встал и потянулся. Кости колдуна затрещали, словно по ним проехала целая телега, Онтеро охнул и резко взмахнул руками.

— Ну и ххолодррыга здесссь, — провозгласил он, снова застучав зубами. — Поссидите здесь, я ссскорро веррнуссь.

С этими словами низкорослый колдун двинулся по направлению к троице, восседающей на другой куче беспорядочно сваленных досок. Дастин равнодушно посмотрел ему вслед, а затем продолжил бомбить шныряющих туда-сюда крыс.

Видения молниеносно сменяли друг друга. Все они были настолько нелепыми, что даже во сне их нелепость казалось физически ощутимой. То Дастин видел себя в качестве короля Леогонии, причем придворным менестрелем был этот Йолан. То Онтеро летал в небесах на огромной серой крысе с крыльями и что-то кричал по поводу каких-то руин, а колоссальных размеров Мельсана швыряла в него гигантские щепки, пытаясь сбить колдуна на землю. То Дастин оказывался на тонущем корабле «серых», а на мостике «Бравого Реута» стоял, широко расставив ноги, ужасно толстый Тич и мерзко хихикал. А один сон заставил менестреля проснуться на несколько мгновений в холодном поту.

Ему приснилось, что целая армада Дастинов в сером одеянии движется по направлению к обветшалому одинокому строению, которое усердно чистит какой-то сгорбленный карлик. Когда карлик отложил скребок в сторону и медленно повернул голову, армия Дастинов закричала. В этом многоголосом крике не было ничего кроме всепоглощающего ужаса, потому что карлик тоже был одним из них — Дастин точь в точь, за исключением одного — его глаза горели красным огнем, и этот взгляд был полон ненависти и лютой злобы…

— Очнись. Эй, дружище, что за муть тебе снится. Орешь как ошпаренный, — облизывающаяся крыса почему-то говорила голосом Ильмера.

— Бедный мальчик. Его совсем доконают эти ужасные сновидения, — теперь другая крыса, запрыгнув на полусгнившую бочку, грустно произнесла голосом Онтеро.

«Я все еще сплю. И это очередной кошмар. Его придется досмотреть до конца, а потом я проснусь. Нет. Проснусь сейчас. Вот только… Раз! Два! Три!».

Дастин медленно открыл глаза. Все в том же полумраке, все на той же куче древесного хлама сидели его друзья. Онтеро совсем перестал стучать зубами. Впрочем, стало заметно теплее. Видимо наступило утро, и день обещал быть солнечным я ясным.

— Онтеро, о чем ты говорил с этими… С Йоланом… — тихо спросил Дастин, пытаясь приподняться на локте.

— Да решил побеседовать кое о чем. Йолану я не доверяю. Хотя что-то в нем такое есть… В голове вертится что-то знакомое, но суть ускользает, — Онтеро щелкнул пальцами. — Эх, сейчас бы Аргвинара сюда, — и, помедлив, задумчиво добавил: — А лучше Корджера. Где он сейчас?.. Девчонка тоже довольно странная. Но больше всего меня тревожит этот третий, Йонаш. Помнишь, когда мы заходили в таверну в Кельде, видели четверку «серых»? Так вот один из них, тот самый, о ком я тогда вам рассказывал, враг очень старый. И мне так кажется, что Йолан там тоже был. А вот Йонаша я что-то вообще не пойму никак. Если он с этими отродьями зла, то откуда он знает про «первую мелодию»?

— «Первая мелодия»?

— Ну да. Помните, нас кто-то предупредил по дороге в Ирнар. Тогда он сказал, что объявится еще, назвав эту фразу. Странно, что эти слова мне сказал сейчас Йонаш. Вот так сидел, молчал, и вдруг сказал… Все это очень подозрительно и смахивает на ловушку. Как прибудем на Эст-Арви, нужно будет этих троих взять с собой к Аргвинару — он уж наверняка разберется в этом непонятном деле…

Дастин поморщился: какая-то крыса пробежала совсем рядом с ним, коснувшись своим мерзким холодным хвостом руки менестреля.

— А как же ты отдашь обещанные деньги Вуди? — возбужденно спросил Тич. — Ведь у нас нет ни одного пина, не говоря уж о пяти тысячах леогуров.

— Не твоя забота, малыш, — почти ласково произнес колдун. — Что-нибудь придумаем…

Корджер проснулся от звука открывающегося засова. Дверь скрипнула, тяжело подалась, и в камеру вошел давешний тюремщик, который недавно запер эту дверь. Он закрыл дверь обратно на засов и присел на край койки внимательно глядя на пленника. Корджер только сейчас заметил засов на внутренней стороне двери и настолько был озадачен наличием его в тюремной камере, что не сразу даже перевел взгляд на стража. Тот сидел подбоченившись и мрачно глядя уже вперед, как будто задумавшись. Потом он перевел взгляд обратно на Корджера и не меняя выражения лица заявил:

— Ну и что ты тут делаешь, король-из-тени?

Корджер вздрогнул от неожиданности, а потом спокойно ответил вопросом на вопрос:

— Как ты меня узнал?

Гном уже более спокойно, но все еще достаточно мрачно оглядел пленника, будто размышляя, а стоит ли ему говорить, а затем все же снизошел до ответа:

— Я воевал с тобой. Я воевал под твоими знаменами от начала и до конца. Это было лучшее время в моей жизни. Я знал, что я делаю важное дело, я знал, что это нужно. Я знал, что я вернусь с войны героем и смогу рассказывать внукам о том славном времени. А если не вернусь, то другие будут рассказывать обо мне своим внукам. И еще я знал, что отстояв Глант, я отстою спокойную и безопасную жизнь своему народу.