В том, что из моей затеи выйдет хоть что-нибудь путное я очень и очень сомневался. Да так сильно, что даже дышать перестал. Но, так как задний ход давать было поздно, попросту дождался недовольного кивка дежурного и, вытерпев, пока подследственного затолкают на переднее сиденье, устроился за рулём.

А затем включил свет в салоне, повернул зеркало заднего вида так, чтобы в нём отражалась глумливая рожа убийцы, и неторопливо тронулся с места.

Анатолий Викеньтьевич, вместе с дежурным и водителем этого замечательного тарантаса, уселись сзади и, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не прокомментировать мои, прямо скажем, непривычные для них действия, молча взирали на происходящее.

Я же, краем глаза следя за Артемьевым, медленно выехал на улицу и, словно буриданов осёл, притормозил. Никаких конструктивных мыслей не возникло. Но, так как выбора, между «право» и «лево» больше никакого не было, искоса посмотрел на подследственного и повернул в излюбленную сторону всех мужиков Вселенной. Но есть, налево.

И тут же, по еле заметной кривой ухмылочке, понял, что маршрут явно не тот. Ну и, заодно убедился, что невесть каким образом укоренившаяся в голове уверенность, что смогу, имеет под собой, пусть необъяснимые с научной точки зрения, но вполне осязаемые основания.

Нарушив все мыслимые и немыслимые правила, я резко крутанул руль и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, двинулся в противоположном направлении. Морда уголовника начала источать недовольство. Но, помимо физиогномики, что-то такое витало в пространстве. Какое-то неуловимое напряжение, сопровождающееся запахом… Опасливого ожидания, что ли.

— Ты чего, пацан? — Заревел было с заднего сиденья дежурный.

И тут же сдавленно хекнул, видимо словив весомый аргумент от старшего, умудрённого богатым жизненным опытом, коллеги.

Я же, восстановив в памяти, не такой уж и длинный путь до места нашей стычки, попросту направился туда. Справедливо рассудив, что глупо вслепую колесить по городу. А поиски нужно начинать с более-менее знакомой местности.

Симбиот было доволен. Разумеется, полноценную связь с хозяином восстановить так и не удалось. Но, по крайней мере, дело понемногу начинало сдвигаться с мёртвой точки. Сначала срослось с песнями. Причём, носитель очень быстро восстановил утраченные после катастрофы навыки музыцирования и практически полностью овладел голосом.

Ну а теперь, после случившегося так кстати нападения, он снова сумел достучаться до хозяина. И, пусть пока подспудно, на подсознательном уровне, смог внушить ему правильные мысли.

Их общее тело было полностью здорово. Оно могло испускать и чувствовать ультразвуковые волны. Сканирующая программа работала на все сто процентов. И даже магия была подвластна им обоим. Но, вот объединить их разумы пока что, к великому сожалению, не получалось. Как и снова овладеть сверх-способностями.

Квазиживой организм теоретически знал «как» ими пользоваться. Но, увы, попросту не умел. А носитель, будучи полноценным магом, мог взаимодействовать с окружающим миром напрямую но, к огромной досаде биопроцессора, почему-то напрочь забыл об этом. Впрочем, из его, некогда вмещающей огромное количество информации головы, выветрилось абсолютно всё.

«Табула раса», так сказать. Чистая доска, на которую можно было записать всё, что угодно. Правда, при одном маленьком но, таком значительном и всеобъемлющем «но». Им обоим нужно было как-то «встретиться». Достучаться друг до друга и, сложившись из двух половинок в одно целое, наконец, вплотную заняться решением возникшей проблемы.

Начиная с адаптации в здешнем социуме и, в идеале, нахождении маленькой проводницы между мирами. Которая, почему-то он был в этом свято уверен, не могла сгореть в огне ядерного пламени. Во всяком случае, квазиживой организм очень и очень на это надеялся.

Но, в любом случае, по какому бы сценарию не пошло их дальнейшее с хозяином существование, прилагать усилия нужно было постоянно. К сожалению, успехи пока что были более чем скромными. А все попытки внедрить в напрочь заблокированный мозг хоть какую-то информацию, воспринимались носителем как проблески интуиции.

Что было совсем далеко от идеала. Но, в то же время, давало надежду на то, что, пусть и не сразу, пускай через год или два, а наладить полноценный контакт всё-таки получится. Ведь организм реципиента восстановился полностью. Зрительный, слуховой неврвы. Окончания, отвечающие за моторику и связь с мышцами. Всё работало нормально.

Но вот мозг хозяина был девственно чист. И, ни в какую не соглашался не то, что открыть объединяющую обе их сущности дверцу. Он практически не реагировал на громкий и требовательный стук. А, если и отзывался, то как-то очень уж вяло и, словно прислушиваясь к странным неведомым ощущениям и не веря самому себе.

Когда добрались до места «эпической битвы» я притормозил и, демонстративно не глядя на Артемьева, зевнул. Такое пренебрежение было вызвано тем, то прекрасно видел его отражение в, освещённом горевшими в салоне лампочками, лобовом стекле. За которым срывалась кромешная темень, превращая его в почти стопроцентное подобие зеркала.