Конечно, иллюстратор XVI в. не был современником тех исторических событий, которые происходили за несколько веков раньше. На примере изображения мечей и первых пушек А. В. Арциховский установил, что рисунки их точны и исходят из реальных образцов XIV в. «Археологические знания для этого времени предполагать мы не вправе… (т. е. для XVI в. — А. К.). Остается предположить, что работа художников, действительно, облегчалась старыми рисунками» [254] .

Н. Н. Воронин на основании заключения А. В. Арциховского поставил эту проблему острее, заявив, что копирование миниатюр было типичным явлением книжного дела в древней Руси. При этом соблюдалась большая точность воспроизведения повторных рисунков [255] . Это полностью подтверждается на примере изображений пороков в событиях XIII–XIV вв. Как было сказано уже ранее, в половине XVI в. пороки вышли из употребления в русском войске. Поэтому художник не был знаком с ними в натуре, а изобразил их, при всей условности графической манеры, верно и только для того периода, когда они, действительно, были. Реальность и точность изображения метательных машин подтверждаются материалами западноевропейских стран, где подобные машины бытовали с XIV в., а также самими орудиями; некоторые из них, относящиеся к данному времени, сохранились в музеях Германии и Франции [256] . Таким образом, воспроизведенный тип машин, одинаковый на рисунках у русских, немцев, татар, крестоносцев и турок, безусловно, подсказан какими-то более ранними рисунками; он реально существовал на Руси в XIV в., а может быть, и в XIII в. под общим названием «пороки». Наиболее правдоподобно пороки изображены в Голицынском томе Лицевого свода, а более упрощенно и схематично — в Остермановском и Шумиловском. Отсутствие некоторых деталей на этих рисунках лишний раз говорит о том, что ко времени изготовления последних подробности устройства машин были уже забыты.

Баллиста, — или лучше, если это орудие будет названо крепостным самострелом в отличие от ручного, — представляет собой большой лук, действие которого было основано на силе упругости натянутой тетивы. Основой устройства служил деревянный станок (ложе) с направляющим желобом для снаряда. Через передний конец станка было пропущено толстое, иногда обмотанное ременными жгутами луковище. Концы последнего соединялись тетивой. Устройство спускового механизма остается неясным; на некоторых рисунках видно, что оттянутая тетива заскакивает за выступ или крюк направляющего желоба (рис. 11).

По-видимому, зацеп (простейший принцип) укреплялся на вращающейся деревянной оси, пропущенной поперек станка и имевшей на одном конце рукоять. Во время заряжания рукоять спуска неподвижно крепилась колышком, препятствовавшим ее вращению. При выстреле колышек выдергивался, и зацеп, легко поворачиваясь, освобождал тетиву (рис. 12). На рисунках Голицынского тома Лицевого свода хвостовая часть самострелов не показана. Надо думать, что в этой части существовал особый механизм в виде ворота, натягивавший тетиву [257] . Метательная сила лука была основой конструкции таких машин; недаром летописец не забыл подчеркнуть: «Луци тузи самострелнии одва 50 муж можашеть напрящи».

Следовательно, тетива, сила натяжения которой равнялась усилиям многих людей, могла натягиваться не иначе, как воротом; для лучшего охвата снаряда она имела особый карман из кожи или веревок (рис. 13). Особенно наглядно показано устройство пороков на миниатюре, изображающей осаду Владимира татарами. Здесь одна машина дана в плане (напоминает силуэт ласточки.) а другие — в перспективе (рис. 14).

Миниатюры Остермановских томов Лицевого свода и одна миниатюра Шумиловского тома, несмотря на большую схематичность в изображении машин, могут дополнить наши представления о механизме работы последних. Станок самострела здесь имеет вид не одного целого, а двух соединенных между собой брусьев [258] (рис. 15; см. также рис. 10). Судя по западноевропейским параллелям [259] , между двух брусьев ходил ползун с гнездом для камня и зацепом для тетивы. «Ползун с камнем с помощью ворота оттягивали назад, взводя тетиву, которая при спуске упругостью жил с силою устремлялась вперед, выбрасывая снаряд» [260] .

Однако механизм работы ползуна до последнего времени оставался неясным. Понятно, что при каждом новом выстреле ползун придвигался вперед к спущенной тетиве и сцеплялся с ней. Главная функция ползуна была не в том, чтобы облегчать оттягивание тетивы в боевое положение; это можно было осуществлять веревкой и воротом. Западные музееведы безуспешно искали остатки спускового устройства на ползуне. Как показало тщательное изучение действия такой конструкции, проблема спуска решалась чрезвычайно просто и оригинально. Рельсы, по которым двигался ползун, не были по отношению к станку горизонтальны, а имели наклон. Во время оттягивания тетивы, сцепленной с ползуном, последний постепенно спускался вниз и в известный момент тетива, которой препятствовали опускаться вниз боковые станины лука, соскальзывала с колышков на ползуне (рис. 16). Таким образом, выстрел происходил как бы автоматически.

Разумеется описанный принцип действия камнеметного лука, смело разгаданный В. Е. Абрамовым, представляет пока не более как правдоподобную гипотезу. Но, несмотря на это, можно с уверенностью сказать, что самострел с ползуном является более совершенной конструкцией, нежели камнеметный лук с одним воротом. Оба вида этих машин (с ползуном и без него), о наличии которых можно предположить, изучая миниатюры, по-видимому, связаны с этапами в развитии конструкции станкового самострела. Снарядами для них служили каменные ядра, размер которых был в среднем с человеческую голову, что типично для баллист. На рисунках в направляющем желобе самострелов изображены иногда два таких ядра, а иногда и три.