Безусловно, пейзаж с моросящим дождем и мокрой травой в центре двора не слишком походил на площадь Дуомо в лучах мягкого осеннего солнца, однако величественные здания с готическими окнами, окружавшие Джаз со всех сторон, вселяли спокойствие.

Она свернула к одному из входов, дошла до квартиры родителей и постучала. Семейные преподаватели обычно не жили внизу, но для отца-инвалида комнаты на первом этаже подходили идеально.

После стрельбы университет очень поддержал родителей и предложил им прежние должности в Тринити-колледже. Правда, отец так и не смог вернуться к работе – врачи признали его слишком слабым для подобных нагрузок.

Зато мама Джаз, Селестрия, содержала обоих: преподавала английский и неустанно развивалась. Недавно она успешно опубликовала книгу, критикующую плачевное состояние грамматики и пунктуации в современном обществе. Книга неожиданно стала бестселлером и обеспечила родителям безбедную старость.

Отец тоже не бездельничал. Время от времени он замещал священника, вел службы и читал лекции по богословию. Студенты Тринити ценили Тома Хантера за умение слушать и поверяли ему свои беды.

Колледж помог переоборудовать комнаты под нужды Тома, он покидал квартиру без посторонней помощи, разъезжал повсюду в электрическом кресле-каталке, что дарило обоим родителям приятное ощущение независимости.

Они были ярким примером пары, сумевшей справиться с несчастьем и взять над ним верх. Джаз очень ими гордилась.

Постучав, она толкнула двери.

– Это я!

– Джаз! Надо же! Заходи.

Отец работал в небольшой гостиной за письменным столом, заваленным бумагами. При виде дочери лицо Тома озарилось радостью, он раскинул руки ей навстречу.

– Здравствуй, родная. Рад тебя видеть.

Джаз высвободилась из его объятий, окинула миниатюрную фигуру отца внимательным взглядом. При росте всего пять футов шесть дюймов Том был на четыре дюйма ниже жены и дочери [1] . Однако сильный характер с лихвой компенсировал небольшой рост.

– Как сердце? Мама сказала, ты обследовался?

– Тикает, как обычно, – ответил отец. – Я послушный мальчик, Джаз, принимаю таблетки ежедневно. Чувствую себя так же хорошо, как двадцать лет назад, правда. Давайте вы все перестанете волноваться из-за пустяков.

– Пап, у тебя случился инфаркт на операционном столе.

– Я ведь выкарабкался. – Отец подмигнул: – Уже четырнадцать лет прожил, а то ли еще будет! Выпьешь вина? – Он указал на бутылку на журнальном столике.

– С удовольствием. Где мама?

– На какой-то вечеринке в Кингсе. Вернется с минуты на минуту. Налей и мне, пожалуйста.

– Держи.

Джаз вручила бокал отцу, и тот отъехал на свое обычное место, слева от камина.

– За тебя, родная. Поздравляю.

– Спасибо. С чем?

– С принятием смелого решения и возвращением в строй.

– Поздравлять рано. Я до сих пор не уверена, что поступаю правильно. Я хотела писать картины, папа.

– Знаю, солнышко. И – да, ты вполне можешь оказаться новым Ван Гогом. Ты определенно талантлива, но вот подходит ли тебе образ жизни художника? Ты очень пытлива и общительна. Нуждаешься в постоянных стимулах. Трудно представить тебя в одиночестве на каком-нибудь чердаке, без денег, голодную…

– Представить, как я отрезаю себе ухо и ем его? – рассмеялась Джаз.

– Тебя растили деятельной, учили приносить пользу. – Отец улыбнулся, глаза заблестели. – Работа в полиции, по крайней мере, имела цель. Я не о том, что искусство бессмысленно, ты же понимаешь. Однако, несмотря на все твои нарекания в адрес системы уголовного правосудия, на каждых четырех отпущенных жуликов приходился один, которого тебе удавалось отправить за решетку. По-моему, это стoящий результат.

– Стакан наполовину пуст или наполовину полон, да?

– Да. Ну и я, конечно, шучу насчет слабости, которую якобы питает к тебе Нортон, но он действительно в тебя верит. Очень. Понимает, какой ты ценный кадр, и не хочет тебя терять.

– Жаль только, что он мне раньше об этом не сказал.

– Тогда, наверное, твой длительный отпуск не навредил бы ни тебе, ни ему. Помни, проглотить свою гордость и рискнуть куда сложнее, чем дать деру и сохранить репутацию. Еще по бокальчику?

– Немножко, пап. Ты же знаешь, что говорит врач.

– А я говорю – вино красное, оно понижает холестерин, а следовательно, лечит.

Джаз не слишком охотно налила отцу полный бокал.

– Знаешь, родная, мы с мамой сомневались в твоем решении, когда за несколько месяцев до выпуска ты все бросила и пошла учиться в полицейский колледж в Хендоне.

– Да, пап. – Джаз закатила глаза. – Помню.

– Мы думали, тобою движут неправильные мотивы.

– Вы с мамой в курсе, что я решила работать в полиции из-за случившегося с тобой, пап. Правильный это мотив или нет?

– И да, и нет. Ты импульсивна, вся в старика-отца. Принимаешь решения под влиянием минуты…