Шрифт:
– Разве я могла остаться?! Принцесса Диана однажды сказала, что в браке третий – лишний, а ей, между прочим, не приходилось ежедневно работать вместе с Камиллой… и тем более с мужем.
Джаз покачала головой и допила коньяк до дна. Патрик в кои-то веки не нашел быстрого ответа.
– В любом случае что сделано, то сделано, – продолжала она. – Все уже в прошлом, и я, честно говоря, намерена жить дальше. Как у тебя хватило наглости заявиться сюда!
– Джаз, я был в отчаянии, вне себя. Столько месяцев пытался тебя найти! Твой адвокат отказывался даже намекнуть, где ты прячешься.
– Я не хотела видеть тебя тогда – и не хочу сейчас.
– Меня нельзя обвинить в нечестной игре, я дал согласие на быстрый развод. Мог ведь и не подписать бумаги.
– Претендуешь на медаль? – Джаз горько усмехнулась: – Патрик, какое же ты трепло… Весь пропитался враньем. Ну-ка, поправь меня: разве ты дал согласие не без собственной выгоды? Не с целью получить свободу и начать новую жизнь с Крисси?
– Еще по одной? – Он кивнул на стакан.
– Нет. Я за рулем.
– Я подвезу.
– Нет. Утром мне понадобится машина. Чего, кстати, хотел Нортон? Что за срочный разговор?
– Ничего. Я солгал, выдумал предлог для встречи с тобой.
– Пристрелю Майлза за то, что он меня сдал, – пробормотала Джаз.
– Не надо. Ему я тоже солгал. – Патрик накрыл ее ладонь своей. – Я очень по тебе соскучился.
Джаз выдернула руку.
– В чем дело? Шестнадцатилетка дала тебе от ворот поворот? Страдаешь от одиночества? Прости, – одернула себя Джаз. – Я скатываюсь до твоего уровня, стыдоба. Вообще-то, если не считать шашней с моим мужем, Крисси мне нравилась. Умная девушка и чертовски хороший констебль.
– Если тебе станет легче, то пару месяцев назад она ушла к биржевику из Сити, на пятнадцать лет меня младше и в сто раз богаче. Я один-одинешенек, так что да, страдаю.
Джаз выдавила из себя смешок.
– Рассчитываешь на мое сочувствие? Зря. Я, понятное дело, в восторге и надеюсь, что ты ужасно мучаешься.
– Мучаюсь. Только не из-за нее. Из-за собственного идиотизма. Как я мог потерять тебя!
– Не трать красноречия понапрасну. Ты всегда был мастером обаять, Патрик. Ирландские корни и прочее. Увы, на меня это больше не действует. Знаешь, мне действительно пора. – Джаз встала.
– Нам надо многое обсудить! На нашем банковском счете до сих пор хранится твоя зарплата. В документы по нашей квартире вписано твое имя.
– По твоей квартире, Патрик. Ты выкупил мою долю, забыл? Прислал чек и бумаги на подпись моему адвокату.
Патрик вышел на улицу под густой снегопад.
– Не представляю тебя селянкой, – пошутил Патрик, провожая Джаз к машине. – Ты ведь обожала город.
– Человек ко многому способен привыкнуть, если жизнь заставит. Пока, Патрик. Счастливого пути назад в Лондон.
Нырнуть в салон автомобиля Джаз не успела – Патрик поймал ее, привлек к себе.
– Господи, как я соскучился… – Он стал гладить Джаз по волосам. – Если только захочешь…
Она с силой высвободилась.
– Нет, Патрик, все кончено. Навсегда. Поверь.
Джаз села за руль и захлопнула дверцу. Заведя мотор, рванула с места как можно скорее – и не оглянулась.
Ночью, не в силах уснуть, Джаз сидела на подоконнике в гостиной и наблюдала за снежными хлопьями, которые скользили по стеклу и густым ковром укрывали землю. Джаз вновь переживала унижение от предательства Патрика, от понимания – все в отделе знают…
Однако на этот раз Джаз сильнее злилась на себя, чем на бывшего мужа: за то волнение, которое испытала сегодня в его объятиях.
Глава двадцатая
Дженни Колман следовала привычному утреннему распорядку. Она пустила воду в ванну и, пока та наполнялась, заварила себе крепкого чаю и насыпала в миску хлопьев. После ванны села в халате завтракать. Дженни жевала хлопья и рассматривала в кухонное окошко глубокий снег, укрывший все вокруг.
Закончив, она достала из гардероба одно из трех платьев. Дженни носила их на работу по очереди, называла униформой и каждый январь ездила автобусом в Норидж на распродажу покупать новый комплект. Подкрасившись, Дженни брызнула на шею и запястья немного «Блю грасс» – и услышала за дверьми шаги почтальона.
– Очередные счета, – простонала.
В детстве шаги почтальона вызывали восторг, особенно в день рождения и на Рождество. Теперь почтальон означал лишь одно: опять кто-то хочет денег.
Сквозь прорезь почтового ящика влетели и спланировали на пол два конверта, Дженни их подняла. В одном оказался рекламный проспект водопроводной компании, а во втором…
Дженни изучила свое собственное имя, аккуратно напечатанное на плотном кремовом конверте. Марка лондонская. Дженни взяла очки, села на диван. Кто бы мог писать ей из Лондона?