– Всё равно остаётся непонятным, каким образом они вам яд в шампанское подмешали? И почему флакон с кокаином оказался у Павла Сергеевича? – прервал рассуждения Руднева Белецкий.

– Подсыпать могли только во время спиритического сеанса, пока все рассаживались по местам, и потом, когда сидели в темноте с закрытыми глазами, – высказал предположение Дмитрий Николаевич. – А вот как склянка попала к Вяземскому, действительно, загадка.

Анатолий Витальевич оживился.

– Насчёт сеанса, вы, Дмитрий Николаевич, очень хорошо подметили! – заявил он. – Это существенно ограничивает список подозреваемых. Сможете припомнить, кто там был? Тогда, глядишь, и с флаконом прояснится.

Затем Анатолий Витальевич надел очки и пролистал отчёт Петуша.

– Я так понимаю, доктор, – сказал он, – свою гипотезу про герра Ютенштайна вы в бумаге отражать не стали?

– Нет, я лишь отметил обнаруженное мною странное повреждение и результат анализа прилегающих тканей, – ответствовал эксперт.

Он собрал свои книги и откланялся.

– Вот и хорошо! – заключил коллежский советник, когда друзья снова остались втроём. – Пусть ротмистр Толстой сам библиотеку проштудирует, если охоту имеет. А у нас, господа, фора будет на то время, пока он про чернокнижника и его тёзку не дознался. Не факт, что версия эта верная, но уж больно красиво для простого совпадения… Пробегусь-ка я по старым связям, глядишь удастся разузнать, что там на самом деле за Капитул такой из профессоров и аптекарей…

– А я попробую выяснить, каким образом история с заговором попала в газеты, и кто придумал её так приукрасить, – предложил Белецкий. – У меня есть знакомый редактор в «Голосе Москвы». Он в своё время обращался ко мне по поводу материалов об экспедициях вашего отца, Дмитрий Николаевич. Потом я ему ещё с переводами помогал… В общем, за ним долг. Напомню ему об этом, приглашу пообедать где-нибудь приватно и разговорю… Ему только дай волю позлословить о коллегах и поругать власти! А тому, кто его праведный гнев поддержит, он всю свою типографскую душу до капли изольёт.

– Ты, Белецкий, когда станешь его гнев поддерживать, смотри, прилюдно на немецкий не перейди, – усмехнулся Руднев. – Ты ж ругаешься исключительно по-немецки!

Белецкий состроил оскорблённую мину.

– Дмитрий Николаевич, я говорю на восьми языках, а ругаться умею на двенадцати! Уж как-нибудь смогу скрыть свою немецкую сущность… Не беспокойтесь!..

– Подождите-ка, Белецкий! – перебил Терентьев. – Мне тут пришло в голову, как вашу немецкую сущность для пользы дела применить можно!

Белецкий подозрительно посмотрел на коллежского советника.

– Не уверен, Анатолий Витальевич, что мне ваша идея понравится, в чём бы она ни заключалась, – решительно заявил он. – У меня и без того ещё рёбра не зажили!

Терентьев отмахнулся.

– Друг мой, предприятие абсолютно безопасное для ваших рёбер! – заверил он. – Я предлагаю вам стать участником своеобразного немецкого клуба.

– Что?! – потрясенно переспросил Белецкий. – Вы с ума сошли, Анатолий Витальевич! Немецкий клуб? В наши-то времена! Чем я вам так насолил, что вы смерти моей хотите?

– Да погодите вы, Белецкий! Это не совсем клуб… Так, приватное общество единомышленников, объединенных вокруг старой доброй контрабанды…

– Контрабанды?! – Белецкий совсем растерялся.

– Да, а что? – невозмутимо пожал плечами коллежский советник. – Почётное криминальное ремесло. Интернациональное. Вам, как человеку, говорящему на восьми языках, это должно быть близко по духу…

– Вы издеваетесь?!

Анатолий Витальевич рассмеялся.

– Так, саму малость, – признался он. – Но не сердитесь, друг мой! Сейчас я всё объясню, а вы уж решайте, принимать моё предложение или нет… Есть у меня один информатор-немец. По паспорту – Анкэль Рихтер, но уже второй год предпочитает называть себя Ануфрием Ануфриевичем Судейкиным 17 . Он владеет небольшой галантерейной лавкой в Китай-городе и в большом авторитете у тамошних торговцев, почему ему, собственно, и сошло с рук переименование из Рихтера в Судейкина. Популярность Ануфрий Ануфриевич заработал своими полезными связями, через которые уж сколько лет успешно организовывает для своих братьев по цеху поставки всякого необандероленного (устар. безакцизного) товара: от одеколонов и сукна до сигарет и коньяка. Причём бизнес свой господин Судейкин всегда вёл и продолжает вести без оглядки на национальный вопрос. Дела прощелыга этот, естественно, проворачивает не в одиночку. Он входит в этакий преступный синдикат, объединяющий контрабандистов и спекулянтов немецкого происхождения по всей Матушке-России. Когда начались гонения на немцев, вся эта шайка с невероятным усердием стала сотрудничать с властями, помогая выявлять германских шпионов и провокаторов. За такое гражданское самосознание им обеспечивается негласная защита, а кроме того, на их сомнительные торговые операция смотрят сквозь пальцы. Наглеть, конечно, мошенникам не позволяют, но и не совсем уж прижимают. Так вот, Белецкий! Я предлагаю вам стать одним из членов этого почтенного общества и попробовать узнать через их связи что-нибудь о заговоре Вер-Вольфа, так сказать, из первых рук. Рекомендацию, самую что ни на есть надежную, вам даст господин Судейкин, обязанный мне по гроб жизни и крайне зависящий от моего к нему хорошего отношения.

Белецкий с Рудневым переглянулись.

– Анатолий Витальевич, – заговорил Дмитрий Николаевич. – У меня два вопроса. Во-первых, зачем внедрять Белецкого в этот, как вы выразились, клуб, если его члены и без того сотрудничают с властями? Почему просто нельзя спросить о заговоре того же Рихтера-Судейкина?

– Спросить, конечно, можно, – поморщился коллежский советник. – Только откровенность бюргеров имеет свои понятные приделы. Они охотно сдают всякую мелочь, а о серьёзном предпочитают помалкивать, здраво опасаясь, как бы оглобля их самих вторым концом не приложила. Они ведь хоть и немцы, но русские, а потому точно знают, что у нас на Руси из покон века первый кнут всегда достаётся доносчику… Какой у вас второй вопрос, Дмитрий Николаевич?

– Каким образом вы предполагаете выдать Белецкого за контрабандиста?

У Терентьева азартно загорелись глаза, и он довольно потер руки.

– О! Тут мы можем презанятнейший спектакль разыграть! У Ануфрия Ануфриевича в списках партнеров значится антиквар и букинист Паисий Спиридонович Лукашин. Этот ценитель искусства ничем не брезгует – и ворованным торгует, и всякими нелегально ввезёнными редкостями. Мы его несколько раз прижать пытались, но уж больно скользкий гад! Большего, чем штраф, ничего ему навесить не получается. Сейчас у Лукашина тяжёлые времена. Из-за войны каналы поставок из Европы перекрыты, а торговать-то чем-то надо. Вот мы ему и подсунем одноплеменника и хорошего знакомого господина Судейкина – вороватого смотрителя богатой частной коллекции Фридриха Карловича Белецкого… А? Как?