— Согласен, это совершенно очевидно, — отозвался судья, записывая что-то.

Сэр Огастес метнул злобный взгляд в сэра Магнуса. С его точки зрения, они вовсе ничего не установили, но если судья сказал обратное, не пристало вступать с ним в спор.

— У меня больше нет вопросов, — заключил сэр Магнус, садясь с довольным видом, более того — с видом человека, выигравшего дело.

Перекрестный допрос явно произвел большое впечатление на присяжных.

— Возможно, я захочу в дальнейшем снова вызвать этого свидетеля, — не сдавался сэр Огастес.

— Разумеется, сэр Огастес, — сказал судья и наклонился над своими записями, после чего обратился к сэру Магнусу: — Вы сказали — что-то вроде визга?

— Да, милорд. Скорее даже, это можно сравнить с многократно усиленным звуком, который вы слышите, когда проводите грифелем по доске.

Судья тщательно записал эту информацию из области естествознания.

— Вызываю леди Беренгарию Феннелтри, — снова взял слово обвинитель.

Леди Феннелтри, в темно-пурпурном бархатном платье, с черной вуалью на соломенной шляпе не вошла, а проплыла в зал, точно победоносный галеон. Принеся клятву, она откинула назад вуаль и милостиво кивнула судье, как бы говоря: «Можете продолжать». Отвечая на вопросы сэра Огастеса, звонким, пронзительным голосом удостоверила свою личность, и ее манеры были настолько величественны, что даже наиболее рассеянные присяжные выпрямились на стульях, приготовившись слушать.

— Леди Феннелтри, — продолжал сэр Огастес, — вы помните вечер двадцать восьмого апреля?

— Этот вечер, — ответила леди Феннелтри ломким голосом, напрашивающимся на сравнение с звуком, какой производят падающие с крыш сосульки, — неизгладимо запечатлен в моей памяти.

— Не могли вы рассказать его светлости и присяжным — почему именно?

Повернувшись к судье и пригвоздив его к креслу гипнотическим взором своих голубых глаз, она молитвенно сложила руки на груди и начала:

— Двадцать восьмого апреля мы отмечали восемнадцатый день рождения моей дочери.

— Это имеет какое-то отношение к настоящему делу? — осведомился судья.

— Мне было предложено, — сурово молвила леди Феннелтри, — изложить все собственными словами.

— Конечно, конечно, — сказал судья, поспешно что-то записывая.

— Мы отмечали восемнадцатый день рождения моей дочери, — повторила леди Феннелтри, — и наметили устроить бал в ее честь. Естественно, пригласили множество людей. По сути дела, — она позволила себе мрачно улыбнуться, — пришли, можно сказать, все видные люди. Я просила моего супруга придумать что-нибудь оригинальное, желательно юмористическое, для развлечения гостей. Он заверил меня, что все готово, но пожелал сохранить в секрете — что именно. Я ездила с дочерью в город за покупками, а когда вернулась, обнаружила в своем доме вот это (она указала надменным жестом на Адриана).

— И его слона? — спросил судья.

— К сожалению, да, — ответила леди Феннелтри.

— Но как же, — продолжал судья с глубоким интересом, — слон мог ходить по лестницам?

— Э-гм, милорд, — живо поднялся на ноги сэр Огастес. — Полагаю, тут следует объяснить, что обвиняемый держал своего слона на конном дворе без ведома леди Феннелтри.

— А, это другое дело, — заметил судья.

И обратил свой взгляд на сэра Магнуса, убежденный, что тот — настоящий специалист по слонам.

— Слоны могут подниматься по лестницам?

— Несомненно, — ответил сэр Магнус.

— Так или иначе, — сказала леди Феннелтри, раздраженная вмешательством судьи, — мой супруг тайно держал слона на конюшне, как заметил сэр Огастес, без моего ведома. Им был задуман смехотворный план, который я, будь мне известно о нем, немедленно отвергла бы. Он и эта тварь Руквисл собирались вырядиться индийцами и привести слона в бальный зал, сидя в паланкине.

Судья наклонился вперед, озадаченно глядя на леди Феннелтри.

— Но я всегда полагал, что паланкин — это такое сооружение, которое слоны носят на спине, — заметил он.

— Ну да, — подтвердила леди Феннелтри.

— Но как же тогда, — жалобно молвил судья, — им удалось затолкать слона в паланкин?

Сэр Огастес опять вскочил на ноги, предчувствуя, что леди Феннелтри начнет что-то язвительно втолковывать судье.

— Милорд, — сказал он, — лорд Феннелтри и обвиняемый надели индийские костюмы, поместили паланкин на спине слона и въехали в паланкине в бальный зал.

Судья стал издавать какие-то тихие судорожные звуки, трясясь всем телом, будто в лихорадке. Прошло несколько секунд, прежде чем в зале поняли, что он смеется. Наконец, все еще трясясь от смеха, он вытер глаза и наклонился вперед.

— Представляю себе, какой вышел палимпсест, — выдавил он из себя через силу.

— Ха-ха, — послушно произнес сэр Огастес. — Чрезвычайно остроумно, милорд.

В зале воцарилась жуткая тишина, пока судья укрощал собственное чувство юмора. Наконец, вытерев глаза носовым платком и высморкавшись, он дал рукой знак леди Феннелтри.