Доминик подвел Мари к Патрику, и тот поспешил вручить ей лист бумаги и ручку. Она растерянно посмотрела на Нику и в ответ получила одобряющий кивок.

– Ура, все в сборе, – воскликнула Стейси. Она вприпрыжку подбежала к Мари и обняла ее за талию. – Взбодрись, нам всем это нужно. – Блондинка шутливо встряхнула ее за плечи.

– Мы решили, что пора попрощаться с Дэвисом, – объяснил Доминик. – Тебе нужно написать что-то хорошее, чему ты научилась у него, и бросить в костер.

Сердце болезненно забилось о ребра. Слезы подступили к горлу, и она сглотнула.

– Вы такие идиоты… – прошептала она, вырываясь из объятий Стейси, но Доминик успел обхватить ее за плечи.

– Не дури. Нам всем это нужно, – тихо сказал он, поддев пальцем ее подбородок и заставив взглянуть на себя. Не было в его взгляде ничего злого и насмешливого – грусть, сосредоточенность, настойчивость. Мари неуверенно кивнула, убирая его руку от своего лица.

Ребята образовали кольцо вокруг костра. Мари села на корточки и трясущейся рукой написала на бумаге несколько предложений. Если бы ее попросили сделать это утром, она бы долго думала, что хочет сказать: мыслей было так много, и они беспорядочно терзали сознание на протяжении последней недели. «Прости, я виновата». «Прости, что ты влюбился в меня». «Прости, что он мой брат». Но в этот момент нужные слова каким-то волшебным образом молниеносно выстроились в короткий текст. Сложив лист пополам, Мари вернула ручку Патрику и встала рядом с Домиником.

Стейси сделала несколько шагов вперед.

– Дэвис Джордан, – сказала она, улыбаясь костру, – ты научил меня ждать.

Стейси бросила свернутый клочок бумаги в костер, и его тут же поглотили яркие языки пламени. Вернувшись на свое место, она положила голову на плечо Барбары. Следом вышел Патрик:

– Ты научил меня играть в шахматы, и я готов потратить десяток лет, чтобы найти тебе замену, ведь ты был чертовски хорош!

Ребята засмеялись. Мари судорожно вздохнула, и Доминик крепко сжал ее руку.

Ветер колебал маленькое пламя прощального костра. Ребята ежились от холода, но один за другим исполняли свою роль в ритуале. Они благодарили Дэвиса за дружбу, за смелость, за веселый нрав и верное плечо. Даже Ада Блодвинг, отбросив раздражающую высокомерную усмешку, произнесла речь.

– Дэвис Джордан, – сказала она, кокетливо поправляя меховой воротник пальто, – мне жаль, что мы не были знакомы. Но я услышала так много и уверена на все сто: ты бы научил меня быть настоящим другом.

Ада бросила записку в костер и с улыбкой посмотрела куда-то за спины одноклассников. Мари проследила направление ее взгляда и увидела брата. Спрятав руки в карманы куртки, Алекс стоял за чертой круга. Он коротко кивнул Аде и, поджав губы, задумчиво уставился в костер.

В этот момент Доминик вышел вперед и потащил за собой Мари.

– Давай вместе, – шепнул он ей и добавил громко: – Джордан, ты научил меня быть честным, в первую очередь перед самим собой.

Пламя растерзало клочок бумаги, и Мари поежилась. Колени затряслись, и она начала переминаться с ноги на ногу, лишь бы не упасть. Под пытливыми взглядами одноклассников Мари чувствовала себя скованно. Несколько раз она открывала рот, чтобы начать говорить, но не могла выдавить ни звука.

– Ты всегда давал людям второй шанс. И хотел научить меня видеть добро, – послышался тихий голос. Мари подняла глаза и увидела, как Ника сделала несколько шагов вперед, – там, где на первый взгляд его просто не может быть. И я постараюсь научиться этому, – последние слова она сказала, посмотрев на нее.

– Ты научил меня принимать в себе то, что я не вправе исправить, – медленно произнесла Мари. Она занесла руку над пламенем и разжала ладонь: жар от костра обжег кожу, но Мари не сразу отдернула руку. Слезы брызнули из глаз, и как бы ни было больно, но в этот момент она поняла, что снова приняла решение. Алекс по-прежнему смотрел перед собой и, кажется, не собирался присоединяться к ритуалу, но она словно сумела настроиться на волну его мыслей – так отчетливо слова прозвучали в голове: «Ты научил меня сомневаться в том, что я считал единственно правильным».

– Молодец, – шепнул Доминик и приобнял Мари за плечи. Кончиками пальцев девушка вытерла глаза и улыбнулась.

Сумерки сгущались, термосы с кофе пустели, но никто не хотел расходиться. Ребята разбились на группы и тихо переговаривались.

Ника никогда не чувствовала ничего подобного. Где-то глубоко в груди словно застрял ком. Все это было для нее слишком необычно и слишком… искренне. Каким-то образом им удалось создать такую благоговейную атмосферу – без спеси и позерства, в меру серьезную, но в то же время расслабленную и по-настоящему трогательную, – что даже она прониклась. Ника думала, что все это время Дэвис притворялся и никто так и не узнал его настоящего. Но, может, это она его не знала? Шахматы, дружба, любовь. Два года он провел в этих стенах и так или иначе стал частью их жизни. И все эти ребята – казалось бы, жуткие, богатенькие, избалованные, не знавшие настоящих бед, – пришли сюда и сделали… такое.

К Нике приблизилась Ада Блодвинг. Выглядела она, как всегда, самодовольной, но без высоких каблуков и обтягивающих платьев это не так раздражало.

– Это тебе. – Ада наполнила стаканчик кофе из своего термоса и протянула Нике. – Хочу растопить лед.

– Ты же стерва.

– Каюсь, по моей вине что-то пошло не так. – Ада беззаботно пожала плечами. – Не хочу быть стервой, хочу дружить.

Ника хмыкнула. Вот кому искренности не занимать. И что ей нужно?

– Спасибо. – Ника взяла стаканчик. – Только я не буду спрашивать тебя, как школа и все такое, окей?