– И на родного отца лапу поднимешь? – сурово спросил Ху Цзин, вставая рядом с Ху Сюань.

Система ценностей Ху Вэя претерпела кардинальные изменения в последнее время. Он без колебаний взял отца и старшую сестру в охапку и отшвырнул от двери. Сил он использовал ровно столько, чтобы не навредить им, но показать, что может, если его вынудят.

Когда дело касалось Лисьего бога… нет, когда дело касалось Ху Фэйциня, всё остальное не имело значения. Пойти против отца и сестры или даже против целого клана – да запросто! Он бы и лисьей секунды не колебался, если бы пришлось выбирать.

Ху Цзин предпочёл отступить, вернее, Ху Сюань взяла отца за локоть и отрицательно покачала головой. Ху Сюань была сильна, Ху Цзин был чудовищно силён, но никто не смог бы сравниться в силе с одержимым лисьим демоном. Лисья метка имела и обратную сторону.

Ху Вэй, воспользовавшись этой заминкой, распахнул двери и влетел внутрь. Ху Фэйцинь сидел напротив окна в позе лотоса, глаза его были закрыты. Ху Вэю показалось, что он весь сделан из лисьего фарфора: его кожа была ослепительно белой, он сохранял полную неподвижность, даже дыхание не чувствовалось.

– Фэйцинь? – позвал Ху Вэй, встряхнув его за плечи.

Ху Фэйцинь не отреагировал. Он слишком глубоко погрузился в медитацию, чтобы видеть, слышать или чувствовать что-то извне. Ху Вэй приподнял его веко и вздрогнул всем телом: из глазницы на него взирала Тьма.

Ху Вэй скрипнул зубами:

– Фэйцинь…

Он ничего не мог сделать для Ху Фэйциня сейчас, только звать его, надеясь, что тот откликнется.

Тьма представлялась Ху Фэйциню темнотой или даже чернотой, какой может похвастаться безлунная ночь. Видимых границ у неё не было, он просто погрузился в необозримую темень, едва начал медитацию. Он мог чувствовать, что Тьма наполняет и даже переполняет его тело: она текла в венах и по духовным каналам, пронизывала сердце и другие внутренние органы, пробовала то и дело подобраться к Лисьему пламени, но отдёргивала свои чёрные щупальца. Ху Фэйцинь предположил, что её отпугивает аура Небесного нимба – так он называл обод, появившийся вокруг его Лисьего пламени после обожествления. Но прямого физического контакта с Тьмой он не ощущал.

«Вероятно, – подумал Ху Фэйцинь, – она не может причинить вред небожителю».

И тут Тьма нанесла удар.

Своего астрального тела во время медитации Ху Фэйцинь не видел, но ему вдруг начало казаться, что оно уменьшается, съёживается и меняет форму. Тьму прорезали яркие вспышки и нависли над ним гигантскими фигурами его старших братьев и мачехи. Перед глазами поплыло, он будто вернулся в детство и снова переживал то, что некогда было с ним: как старшие братья над ним издеваются, как императрица унижает его мать…

Тьма вытянула на свет самые болезненные воспоминания, о которых он предпочёл забыть.

Это верно, Тьма не могла причинить вред богу. Она не могла высосать из него духовные силы, как делала это с демонами, потому что небесная защита была слишком сильна. Чтобы захватить бога и поглотить его, нужно было его ослабить, очернить, осквернить. Чем она и занялась, воспроизводя в его памяти один за другим самые тёмные из найденных в его голове воспоминаний.

Сложно сказать, чем была Тьма. Ху Фэйцинь потом долго размышлял над этим и пришёл к выводу, что проклятием она не была. У неё было сознание или нечто подобное. Может, это сущность, проникшая в мир демонов и паразитирующая на его обитателях? В мире людей подобные существовали. Он сам с ними не сталкивался, но слышал о них. Существовало несколько разновидностей злых духов, и не все истории о них заканчивались смертью человека. Некоторые злые духи как-то уживались с людьми, не причиняя им особого вреда.

Лисье пламя внутри Ху Фэйциня задрожало и ослабло. У него слишком много было дурных воспоминаний, а Тьма расстаралась и воспроизводила их одно за другим, не давая ему передышки. Эта массированная атака должна была ослабить силу бога, поддерживающую защиту от тёмных сил.

Если бы Тьме удалось добраться до тринадцатого языка Лисьего пламени и очернить его, и сила бога не спасла бы Ху Фэйциня: Тьма источила бы кровь демона и добралась до Зёрнышка человечности. Она была очень близка к успеху.

Он, должно быть, опрокинулся навзничь. Старшие братья всегда толкали его в грязь, и он лежал так и глядел на небо, глотая слёзы. И в этот момент над ним нависло лицо Ху Вэя.

Это был первый просчёт Тьмы. Она одно за другим вытаскивала воспоминания, аура которых была затемнена или искажена, и наткнулась на целый кладезь таких в отдалённом закоулке памяти. Они были связаны с жизнью Ху Фэйциня на Лисьей горе. Их аура была темнее, чем воспоминания детства, и Тьма тут же ими воспользовалась.