— Даша?

«Неужели Нюрка?»—обрадовалась та и, сделав несколько шагов навстречу, спросила с надеждой:—Ты?

— Я... Не шуми... Иди сюда.

Они быстро сошлись у плетня. В темноте жадно вглядывались друг в друга.

— А я опять в школу,—прошептала Нюра.—Да чего-то не хочется. А ты как живешь?

— Не знаю... Не знаю, что тебе сказать. Мама моя совсем больная. Страшно мне... Ой, я рада, что ты приехала!

Она схватила Нюру за руку.

— И твой батька, и мой батька ушли,—продолжала Даша,— тебе ничего, а мне совсем плохо. Говорят что вышлют нас со станицы, а может, и вовсе с Кубани. У мамы землю отняли, лошадей забрали да еще и били ее. А Мишка Садыло нам в окно кирпич бросил. Что у нас в станице делается, Нюра! Галчиху помнишь? Муж у нее печник. Третьего дня их хату спалили. Она, как увидела, что горит—испугалась, выскочила на улицу, а ее тут же и порубили. А Санька, ее девчонка, как лежала в зыбке, так и сгорела. У всех большевистских семей и скот, и птицу, и подушки, и чугунки, ну всё-всё забрали. И у иногородних, и у казаков. Всё чисто ограбили да в станичном правлении во дворе сложили. Как будем жить с мамой—не знаю, и на работу не берут. Берут, да бесплатно. Придет дневальный и силой гонит канавы рыть либо в церкви стекла мыть. День промают, а грошей не дают да еще издеваются... Я как узнала, что тебя со школы прогнали, ох, и жалела тебя! Чья теперь правда, Нюрочка, скажи мне? А Лелька твоя, как воскресенье, так и вырядится в новое платье...

— А я со школы, наверное, убегу.

Нюра рада бы еще поговорить с Дашей, но страшно, как бы их не застала тетка.

— Ты не сердись на меня,—уходя, сказала она и вдруг, вспомнив, спросила:—Не знаешь—Олька в станице или где?

— Не знаю...

Тихо разошлись по хатам. Нюра легла. Проснулась, когда тетка уже пришла с базара. «В школу надо»,—с тоской подумала Нюра и стала медленно одеваться.

XXVIII

Сегодня Леля примчалась в класс раньше всех,. Каждой входившей она говорила:

— Слыхала? Нюрке снова разрешили учиться. Папа сжалился. Ее мать клянчила, клянчила, а чтобы подлизаться, назвала всех хуторских большевиков.

Когда Нюра вошла в класс, уже никто не удивился ее появлению. Сидя за партой, она чувствовала, что в ее сторону постоянно поглядывают девочки и перешептываются, да и сама Таисия Афанасьевна не сводила с нее глаз, а в конце урока, закрыв журнал, спросила-.

— Ну, как твои дела?

Нюра поднялась.

— Ты отстала и тебе придется догонять класс, только я не знаю, кто же теперь согласится помочь тебе. Попроси подруг — Лелю или еще кого-нибудь. Что ж ты молчишь? Ты же видишь, что тебе сделано снисхождение. Постарайся заслужить его.

Нюра не успела ответить, как до ее слуха донесся легкий смешок. Она узнала голос Симочки и, вспыхнув, отрезала:

— Сама обойдусь.

— Вот как?—улыбнулась Таисия Афанасьевна.—Ты, я вижу, попрежнему строптива.—Она обвела класс глазами, как бы приглашая всех получше вникнуть в ее слова.—Тебе бы пора понять,—повысила она голос,—что не всегда получается так, как иным хочется.

— А что я вам сделала?—хмуро спросила Нюра.

— Мне—ничего. Сядь.

На перемене к Нюре тихо подошла Симочка. Близоруко щурясь, она похвасталась:

— А я знаю, почему тебе разрешили опять ходить в школу. Твоя мать сделала правильно.

Нюра ничего не поняла, а Симочку так и подмывало договорить до конца. Она и договорила бы, если бы ее не окликнула Леля. Но вскоре Нюра узнала все: и о том, как Карповна ходила к атаману, и о том, как она донесла на фенину мать. Испуганная и огорченная, прибежала Нюра домой, бросилась к тетке:

— Скажите! Ну, я прошу вас—скажите правду—неужели из-за мамы фенькину мать побили? Неужели ж меня за то и в школу снова взяли? Тетя, ну не молчите же, ну говорите ж!

Тетка в ответ только накричала на нее и приказала «не приставать с глупостями».

Долго после этого бродила Нюра по двору. Не с кем было и слово сказать. Подруг не стало... Было в классе еще несколько девочек, с которыми она теперь, может быть, и сошлась бы, но их тоже из-за отцов исключили из школы. В том числе и ее соседку по парте—казачку Галю. «И чего я с Олей не дружила? — пожалела теперь она,—или вот Даша... Она меня любит, а я, глупая, все к Лельке бегала...»

И всплыл в ее памяти ряд обид. «И как я тогда ничего не видела? Даша мне сколько раз говорила—не дружи, не дружи с Лелькой!» Ей со всей отчетливостью вспомнились: и покровительственный голос атаманши, и перешептывания Лельки с Симочкой, и многое другое. «Обращались со мной, как с нищей, лелькины обноски—ленточки, бантики дарили... Булочки давали, кофе с сахаром наливали...»

И почувствовала Нюра, как кровь хлынула к ее щекам.

— Дура, дура, дура я! — твердила она, не зная, чем заглушить вскипевшую обиду.

А в сумерках она снова притаилась у плетня и стала ждать, не появится ли Даша. Та дважды выходила из хаты, но ни разу не отозвалась на ее тихий оклик.

На другой вечер—то же самое. Тогда, забыв об угрозах тетки, Нюра крикнула на весь двор:

— Да ты что? Оглохла, Дашка?

— Некогда мне,—сухо ответила та.

Наконец, в воскресный день, возвращаясь из церкви, она в глухом переулке столкнулась с Дашей. Обрадовалась, пошла с ней рядом. Но Даша молча и нехотя отвечала на вопросы.

— Да что с тобой?—нетерпеливо воскликнула Нюра.

— Так...—холодно ответила та и с укором добавила-.—люди всё знают... И за что тебя опять в школу взяли—знают. Симка по всей станице теперь рассказывает... И на базаре слышали, как атаманша Карповну хвалила. Может, опять с Лелькой дружить станешь?

Нюра остановилась.

— Так вот ты какая,—тихо сказала она,—значит, ты думаешь, что я...

Больше она не проронила ни слова. Не попрощавшись и даже не взглянув на подругу, завернула за угол и пошла одна.