Шрифт:
— Куда же ты?—крикнула Даша.
Не получив ответа, смущенная вернулась домой.
Они долго шептались с матерью.
— А кто их там разберет,—наконец, сказала та,—может, и правда—дивчина ничего не знала...
Вечером заморосил дождь. Обходя хату и прикрывая ставни, Даша чувствовала, как липнут к ногам опавшие с акаций листья. «Осень, скоро и зима,—грустно подумала она,—кизяков не запаслись, дров нету... Что будем делать с мамой?»
Кутаясь в старую шаль, подошла к плетню. В нюриной хате ставни были еще откинуты. В окне, сквозь сетку дождя, мутно желтел огонек, изредка он мягко вспыхивал в луже на дворе. Звякнула щеколда, отворилась дверь.
«Тетка, должно быть»,—подумала Даша, но по легкой и быстрой походке сейчас же узнала Нюру. Ей было неловко и стыдно перед подругой, и она не решилась ее позвать.
Нюра проворно закрыла ставни и, обойдя лужу, побежала к сараю, приперла дрючком дверь и той же дорогой направилась обратно в хату. Когда она поровнялась с Дашей, та не выдержала и, перепрыгнув плетень, схватила ее за руку.
— Не сердись... Ты прости меня... Люди наговорили, а я поверила...
— Пусти!—Нюра рванулась.—Уйди! Не лезь!
А та цепко держала ее в своих руках:
— Ты послушай, да ты послушай, что я скажу...
— Дашка! Ей-богу, ударю!—крикнула Нюра.
— Ну и ударь! И ударь! Ну?
Она выпустила Нюру из рук и покорно стояла перед ней.
— Все против меня,—уже спокойней сказала Нюра, и в голосе ее прозвучала такая тоска, что Даша не выдержала.
— Ты не плачь...—она обняла подругу.
— Да я и не плачу. Очень мне нужно плакать...
Они умолкли, стояли под дождем, тесно прижавшись друг к другу.
— Нюрочка,—тихо начала Даша,—слушай, что я тебе скажу. Будем навсегда, навсегда подругами...
— Ты много о себе думаешь,—ответила Нюра.—Ты думаешь, что только твой батька умный да ты умная, а я, может, не хуже тебя за хороших людей страдаю.
— У нас с тобой одна думка, Нюра. Ты отца ждешь, и я жду. Будем ждать вместе. Еще лелькины празднички кончатся. А сейчас беги, а то тетка хватится. Гляди—ты промокла вся.
— И ты мокрая... Как же, Дашка, ты так подумала обо мне?
— Не надо... Не говори...
— Я сама ничего не знала. Это мама. Мне теперь в школу ходить—хоть бы и не ходить. И на хутор вернуться нельзя. Как я фенькиной матери буду в глаза смотреть?
Она заплакала и пошла домой.
На мокром от дождя лице тетка не заметила ее слез.
— Что возилась долго? Тебя только за смертью посылать,— начала она ворчать по обыкновению.
Нюра ничего не ответила. Молча поужинала и легла. Долго ворочалась, думала: «Нет, не одна я... Вот и Дашка тоже...» Наконец, уснула.
XXIX
Тяжело было Нюре в школе, но понемногу ее отношения с девочками сгладились, только Леля и ее ближайшие подруги все еще продолжали смотреть на нее свысока. Как-то Леля сказала ей прямо.в глаза:
— Если бы не мой папа, пасла бы ты на хуторе свиней.
— А я твоего папу ни о чем и не просила,—вспылила Ню-ра.—Не просила и просить не стану. Кривляка ты!
Слово за слово, и они повздорили. Кто-то шутя толкнул Нюру, она зацепила рукавом за медальон, висевший у Лели на шее.
— Ах, ты вот как!—обозлилась та и с такой силой рванула Нюру за воротник, что разорвала на ней платье до самого плеча. Симочка—и та возмутилась:
— Сумасшедшая!
— А пусть не лезет! — задыхалась от злости Леля.
– Косолапая хуторянка! Я вот папе скажу, чтобы ее снова из школы выгнали и плетей чтобы всыпали за ее батьку. Большевичка!..
В классе поднялся шум.
— Хорошо, хорошо, заступайтесь за красную,—не унималась Леля.
– Не она красная, а отец ее красный,—ответил кто-то.
— Все равно!
Только приход Таисии Афанасьевны положил конец спорам.
А после уроков Леля вдруг расплакалась. То ли ей было стыдно своего поступка, то ли ревела от досады, что класс не поддержал ее, только она закатила такую истерику, что Симочка не успевала приносить ей воду. Девочки всполошились.
А на другой день, дождавшись перемены, Леля швырнула Нюре на парту небольшой сверток и сказала:
— Это тебе за порванное платье. Носи мое старое. Оно еще целое.
Уж этого Нюра никак не ожидала. Она вскочила и даже не знала, что сказать. Стояла и растерянно глядела на окруживших ее подруг.