А если бы не было?

Я верно рассудила, что, хотя сейчас большинство счетов и квитанций электронные (что могло создать проблему — у меня не было полного доступа к отцовскому компьютеру), четверть века назад они были бумажные, и я отыскала их в кабинете Реджинальда без большого труда. Медицинские счета были сложены в отдельную папку в хронологическом порядке. Я быстро нашла год смерти Джоан и стала просматривать их от более свежих в более старым. Счета от патронажного агентства… от некоего доктора Гилроя… от дантиста… от педиатра — очевидно, для Эмили… опять от Гилроя… и еще от него же — похоже, это тот, кто мне нужен! Имея не только фамилию, но и реквизиты, я быстро нашла его в интернете. Он действительно оказался специалистом по интересующей меня теме, но увы — умер три года назад. Так что по счетам от него я теперь могла разве что определить, когда Джоан обнаружила свою болезнь и как быстро та прогрессировала. Ну что ж, посмотрим хотя бы это. Так что я продолжала листать к началу стопки. Но фамилия Гилроя больше не попадалась. Счет от акушерского отделения — рождение Эмили… от гинеколога, видимо, наблюдавшего беременность Джоан… три вызова «скорой помощи» — судя по всему, беременность протекала тяжело… снова дантист… так, а это что?

«Центр репродуктивного здоровья. Наименование услуги: ЭКО…» — и дальше еще какие-то буквы и цифры. Я снова полезла в интернет и сумела расшифровать этот код. «Экстракорпоральное оплодотворение с подбором донорской яйцеклетки».

Восемь с половиной месяцев до рождения Эмили. Она все же появилась на свет слегка недоношенной. Но это не имеет значения.

Донорской яйцеклетки!!!

Никакие болезни Джоан могли меня больше не интересовать. Они не имели к Эмили — а соответственно теперь и ко мне — ни малейшего отношения.

На меня накатила такая волна облегчения, что задрожали руки и навернулись слезы на глаза. Вот интересно — когда я готовилась бороться за свою жизнь, ничего подобного не было. Ни сейчас, ни раньше, в трущобах. Мой мозг, как компьютер, хладнокровно просчитывал варианты. Эмоции приходили потом, когда опасность оставалась позади.

Почти машинально я все же долистала папку до начала, уже не думая, что увижу еще счета от Гилроя, и все же нашла еще один — самый первый. Еще до зачатия Эмили.

Болезнь Джоан обострилась уже после рождения ребенка — уж не знаю, было это следствием или совпадением, я не медик — но о том, что больна, она узнала раньше. Почти за пять лет до смерти. И, видимо, она непременно хотела родить ребенка своему мужу, но не хотела подвергать это дитя риску унаследовать ее дефектные гены.

Моррингтон, конечно, не мог знать эти подробности. Но что он знал совершенно точно, так это что ни в какой культуре клеток Эмили — а стало быть, и в моих — нет признаков болезни Джоан. И врал совершенно сознательно, дабы заманить меня в свою клинику и…

«Это ее обследование — не просто повод заманить ее сюда», — вспомнились мне слова Моррингтона. Сказанные чуть более года назад. И на тот момент после аварии Эмили тоже прошло чуть более года.

Я прямо-таки услышала щелчок, с которым частицы паззла встали на место в моей голове.

Все странности поведения Эмили, когда бывшая пай-девочка и папенькина дочка стала пить, курить и ширяться, приобрела страх перед полетами, полностью сменила круг друзей, сетевые аккаунты и даже сексуальную ориентацию — все, что я (и все остальные!) объясняли последствиями травмы, имело куда более простое и естественное объяснение. И уж кому как не мне следовало давным-давно догадаться — ведь я и сама сделала фактически все то же самое, только в другую сторону!

Этот cabron [15] вовсе не собирался довольствоваться тем, чтобы год за годом продавать чудодейственное лекарство из водопроводной воды одной и той же лохушке. О нет, для него это было слишком мелко, да и лохушка могла со временем догадаться, что ее разводят. Он каждый раз перезапускал этот сериал с начала. И я была Эмили номер 3. Считая от настоящей, которая действительно прибыла в его клинику устранять последствия ожогов по экспериментальной и не сертифицированной в США, но чудодейственной методике…

Когда Моррингтон объяснял, почему не требует за свои услуги половину состояния Эмили — он говорил правду. Во-первых, это привлекло бы слишком много нежелательного внимания (да и слишком велико было бы искушение не заплатить — требующий чересчур много рискует не получить вообще ничего просто в наказание за свою наглость), а во-вторых, «зачем резать курицу, несущую золотые яйца?» Вот только «курицей» здесь была компания Харбингера, находящаяся на подъеме и с каждым годом приносящая новые доходы, которые можно аккуратно состригать. Вместе с головой очередной Эмили.

Я не знаю, кем была Эмили номер 2. Скорее всего, Моррингтон тоже подобрал ее в трущобах — хотя, возможно, и не в мексиканских, поскольку по-английски она говорила без акцента. Вероятно, она тоже относилась к мелкому криминалу, отсюда и псевдоним «Бонни», то есть «Лиззи». Но, судя по всему ее поведению — моего ума у нее не было и близко. Моррингтона это, наверное, поначалу только радовало — чем тупее лохушка, тем легче ее разводить. Но позже он, возможно, об этом пожалел — когда ее дурные привычки, уже никак не ограничиваемые финансово, пошли вразнос, грозя, что она или загнется от передоза, или разобьется в пьяном виде, или угодит в какой-нибудь крупный скандал, который привлечет к ней слишком пристальное внимание не только прессы, но и полиции. А окажись она под арестом, она не только перестала бы быть для него дойной коровой, но и подставила бы его самого под угрозу разоблачения. Так что, возможно, первоначально Моррингтон решил найти ей замену именно по этой причине — а уже потом вошел во вкус…